Князь Диодор

В Ругову прибыли, когда уже темнеть начинало, слишком на местную жизнь засмотрелись, ход сбавили. По обычаю провинций ворота, к которым их дорога вывела, оказались уже на запоре, впускать путников в несветлое время суток полагалось только по необходимости.

Но стоило князю пояснить, кто они и откуда, как из какой-то невеликой на вид будочки выскочил молоденький офицерик с перевязью, кажется, корнета, в шляпе, но без плаща, видно, очень он этой перевязью гордился, и старался, чтобы ее и под факелами видно было, и стал, путая местные слова с руквой, медленно высказываться:

— Мейне херрен, дозволено мне докладать… Докладывать, что надлежит обратить внимание… Спросите…

Вот тогда-то князь Диодор и припомнил свои муки с учебой этого говора, и видимо, получилось у него твердо, потому что корнет обрадовался и, уже не путаясь, прояснил ситуацию на макебурте:

— Надлежит вам обратиться к коменданту таможни, он предупрежден.

— Неплохо, — сказал князь, когда они тронулись на изморенных лошадках по улицам Руговы, в сторону портовой таможни, спросив предварительно краткую дорогу у того же корнета.

— Все может и иначе выйти, — вдруг довольно хмуро высказался Густибус. — В Империи рубежа нет, а тут, на западе…

Он отлично понял разговор с корнетом, которым князь так возгордился, а может, сумел бы еще лучше, еще чище высказать о том, кто они такие, и вызнать всякие обстоятельства.

— М-да, наслышаны, — сказал вдруг и батюшка. — Ну, да ведь это теперь не Империя, а чужбина.

— Чужбина — не мед, — вмешался и Дерпен неожиданной поговоркой, — да есть приходится.

— А пиво их мне не нравится, в нем кислости настоящей нет, — вмешался Стырь. — Взять хоть наш хлебный квасок…

— Нам бы не о пиве, о постое позаботиться, — буркнул князь.

— Так и я о нем, — искренне удивился Стырь.

Таможню нашли легко, потому что почти все широкие улицы вели к порту, и лишь проулочки боковые, глухие и освещенные только окнами на верхних этажах домов, не спускались к морю. И тут выяснилось, что их действительно ждут.

Даже определили в какой-то портовой корчме, не самой презентабельной, но вполне удобной после многодневной-то гонки, когда и спать каждый раз приходилось выбирать — еще до следующего ямщицкого хотя бы двора добраться, или в лесу остановиться… Впрочем, ни разу в лесу не останавливались, это князь Диодор мог себе за достижение записать. Все же обжитой был край, и тракт наезженный, не из таковых, что с юга на Миркву вели.

Они едва успели в этой корчме расположиться, как к ним, заметно запыхавшись, прибежал бледный с белесыми сальными волосами писарь из магистратуры, который на довольно чистой рукве стал говорить, что чуть не неделю занимается их делом. И что они уже завтра могут грузиться на унитский транспорт «Политурс», чтобы плыть в Хонувер. Видимо, юноша этот проделанной работой гордился, потому что частил, выговаривая слова с такой силой, что слюной брызгал:

— Предупрежден о срочности вашего похода, поэтому постарался… И удалось устроить так, что заходов в другие порты у корабля не будет. И еще, замечайте, корабль выбран с надежностью и умом, на нем есть место для коней.

Князь, сидя за грязноватым дощатым столом, с удовольствием ощущая, как тело отогревается пусть жиденьким, но все же теплом общего для таверны зала, спросил, деланно хмурясь:

— Ты, парень, лучше вот что скажи, деньги из Мирквы недостающие, наконец-то прислали мне, или как? — Он подождал, пока писарь удосужится понять его. — Потому что, так и знай, я предупрежден, за получение этих денег в Хонувере даже подьячий Приказа княжич Выгота, уже не поручился. Там же, как мне сказали, деньги и вовсе могут меня не застать.

— Для денег тебе надлежит, господин надпоручик, — юноша стрельнул глазами в князя Диодора с опаской, вдруг ошибся в чине, но ничего, кажется, этот имперец не слишком заботился о своем официальном звании, — завтра выявиться в магистрате…

— Появиться — у нас говорят, — буркнул маг. Он не отходил от князя, на случай, если потребуется в какой-нибудь ситуации переводить.

— Так, выявиться, — не вполне уразумел его писарь.

— Ладно, — решил князь, — завтра, так завтра. А когда я могу найти капитана этого твоего транспорта? Как его зовут, кстати?

— Зовут его, как было предложено, «Политурс», что на языке далеких отсюда унийцев значит…

— Значит, пойдем на корабле торговой Унии, — сказал батюшка с неодобрением. Ему отчетливо хотелось еще хотя бы неделю, что придется провести на корабле, оставаться в Империи, на ее территории, пусть и размером с палубу суденышка. — А почему не на нашем?

— Другие — торговые, очень много будут заходить в порты не вашего предназначения, — терпеливо, видимо привыкнув к некоторой непонятливости всяких мимоезжих из Мирквы, пояснил писарь.