Князь Диодор

— Да забыли как-то о том, — отозвался маг. И воодушевился вдруг, наверное, успел первый голод насытить. — Эта машина — что-то невероятное! Никто из тех, кто с нами ее пробует разобрать, ничего не понимает, но действие ее должно быть очень… небывалым. Впрочем, до выводов еще далеко.

— А будут выводы?

Атеном, которого тоже пригласили к столу, потому что он был голоден не менее Густибуса, вздохнул, и его длинное лицо покрылось какой-то странной сеточкой едва заметных морщинок, князю сразу стало ясно, каким куртье будет в старости.

— По всему, об этом говорить рано, — вздохнул куртье. — Но многие из тех, кто там крутится, у обломков этих, говорят, что вряд ли мы чего-то толкового добьемся. Слишком все это незнакомо нам, даже принципы ее работы непонятны, не то что — для чего или против кого она была создана.

— А ты, Атеном, как там оказался? — спросил его батюшка.

— Да просто…

— Его князь Притун заставил добиваться, чтобы меня для изучения остатков машины допустили, — объяснил Густибус, снова усиленно жуя. — Вот он там и пригодился.

Князь отложил вилку, аппетита у него снова не было, хотя он и признавал, что обед приготовлен знатно, пожалуй, еще никогда их стряпухе не удавалось так пикантно и удачно сочетать вкусы имперцев и традиционную феризскую кухню. Даже Атеному нравилось, это было видно. А может, они и сами привыкать уже начали к тому, что им тут подавалось, что приходилось есть изо дня в день.

— Не только, — сказал куртье. — Меня еще князь Притун просил позаботиться о том, чтобы к вам для Рождественского бала лучших кутюрье зазвать. Иначе вы можете там, гм… несколько переполох поднять своим видом… Фраппировать всех можете, а это будет неучтивостью, прежде всего, по отношению к королю.

— И когда же нам ждать этих самых кутуров?.. — спросил Дерпен грубовато. И только тогда сообразил: — Портных, что ли?

— Я хотел вам сообщить, что завтра до полудня еще они обещали быть тут.

Тогда-то князь и решился. Он еще разок посмотрел, с каким увлечением Атеном пробует залитые острой подливой блинчики с малосольной семгой, и спросил:

— А по поводу тех пленных, которых мы взяли при нападении на наш отель, хоть что-то у тебя есть нам сообщить?

— Нет, их допрашивали, одного даже побили немножко, но они ничего не знают. И не мудрено, — куртье Атеном поднял палец, подчеркивая свое соображение, — они по принципу банды лихой собрались, у них всеми переговорами с нанимателем и даже деньгами главный занимался, и они ему доверились. А он, как известно, погиб, поэтому и это безнадежно выглядит, тем более, все уверены, что причиной всему — герцог д'Окр, который, как известно, тоже погиб… К сожалению всего двора.

Князь и сам предполагал, что ничегошеньки от напавших на них бретеров они не узнают, а потому задал следующий вопрос, ради которого, собственно, и начал этот разговор. Первое его замечание было сделано лишь для того, чтобы Атеном разговорился и хоть немного потерял обычную осторожность.

— Что говорят в Луре, как удалось обоим братьям Атумским уцелеть?

— Граф Семпер был после дороги, ему следовало привести себя в порядок, и еще он, как доложил маршалу Рену об этой машине герцога, сказался тем, что его еще кто-то вызывает, не знаю кто именно… — небрежно высказал Атеном. — А граф Абитур, как ты и сам, наверное, видел, упал перед самым штурмом на гололеде, — куртье с удовольствием произнес это руквацкое словцо, — и не мог поспеть за своими же гвардейцами, когда они пошли на штурм.

Вдруг его глаза стали узкими, как щелки, он так и впился в князя, который меланхолично поправлял свечу перед собой.

— Князь, ты же не думаешь?.. Нет, это невозможно. Взрыв произошел, как решили в Луре из-за того, что святой отец начал в том месте читать ваши руквацкие молитвы, это общее мнение… — Он растерянно посмотрел на батюшку Иону.

— Ох, как я не люблю это обращение, — вздохнул отец Иона и тоже отложил вилку, — лучше уж преподобным бы называли. Да, я стал читать… Мне по должности положено читать, когда вхожу в какой-либо магический вертеп… То есть, в лабораторию, — он с легкой опаской покосился на Густибуса, но тот сидел, словно бы громом ударенный.

— Отец Иона, — спросил он, — не думаешь же ты, что энергия самоуничтожения была запущена твоими молитвами?

— Я так не думаю, похоже, все остальные так думают.

— Да это же… Это какой же силы должна быть твоя молитва, если?..

— У нас весь отель засветился, когда он молитвой какую-то магию снимал, — спокойно сказал Дерпен. — Чего уж там от машины герцога ждать, которая специально для самоуничтожения была настроена? Ясное дело, батюшка все там и взорвал своей литанией.

— Не литанией, а охранительной молитвой к святым отцам-праведникам, заступникам… — батюшка прервал себя. И уставившись удрученно в тарелку, прошептал: — Это сколько же там душ солдатских я погубил?

— В том никто не виноват, кроме герцога, может, — сказал Дерпен. — Или даже маршала, который бездумно на тот штурм тех солдат отправил. Ты не виноват, батюшка, — сказал он с нажимом.