Клуб призрачных отцов

– Но я думал, что он был…

И я чуть не сказал это, я чуть не сказал УБИТ, но не стал, потому что я знал, что она может возненавидеть меня за это, и я знал, что инфаркт – не убийство, поэтому мне не нужно было переспрашивать.

Миссис Фелл сказала:

– Так вот, Филип. Наступает время, когда нужно оставить мёртвых в покое, Филип. Когда нужно довериться живым. Ты не можешь вечно жить ради своего Папы, Филип. Когда мой Папа умер, я верила, что это всё моя вина. Но я так больше не думаю. Можно верить в то, во что ты хочешь верить. Я так думаю.

Я сказал:

– Как Нерон поверил в то, что Христиане устроили пожар.

Она сказала:

– Да. Как-то так.

Я смотрел на Миссис Фелл, и она кивнула, словно отвечая на вопрос, а потом сказала:

– Я показала в классе его фотографию. Помнишь?

Я сказал:

– Нет.

Она заправила прядь своих вьющихся волос за ухо и сказала:

– Когда мы проводили урок о Семейном Древе.

И тогда до меня дошло, что я впервые узнал о Рэе Гудвине не от Призрака Отца, а на уроке по Семейному Древу за день до смерти Папы, когда Миссис Фелл сказала нам, что её Отец был шахтёром.

Теперь я мог верить в то, во что хотел верить, поэтому больше я не буду верить в Клуб Призрачных Отцов и не буду верить в духов, которые навечно обречены страдать, если им не помочь.

Миссис Фелл сказала:

– Однако я думаю, всё вышло к лучшему. Если бы я не стала Учительницей, я бы не встретила Джонатана.

Она поправила свои кольца на Свадебном пальце, и я подумал о человеке в инвалидном кресле, с которым она была и который был болен.

Миссис Фелл сказала с грустью в глазах и с радостью в улыбке:

– Это напомнило мне, что мне пора идти.

Она похлопала меня по руке и встала, чтобы уйти, и сказала:

– Доверяй живым, Филип. Доверяй живым. Вот что я считаю.

– Да, – сказал я.

Филип?

Филип?

Филип, почему ты меня не слышишь?

Почему ты меня не видишь?

Я здесь, Филип.

Я здесь, прямо перед тобой.

Филип, посмотри.

Пожалуйста, Филип.

Филип?

Филип?

Филип?

Я в ловушке, Филип.

Я в ловушке, внутри, в этом месте.

Ты должен помочь мне.

Ты должен меня выпустить.

Птица за Окном

Мама вылила чёрную воду, так что в траве образовалась лужа.

В воде были пузырьки, они лопались, а лужа становилась всё меньше и меньше, потому что трава впитывала её.

Она снова поставила дребезжащую металлическую чашку рядом с могилой и налила новую воду из бутылки от «Пепси», а потом поставила на чашку металлическую крышку с отверстиями. Она подрезала стебли цветов, начала их вставлять и дала мне несколько, чтобы я повторял за ней. Я вставил зелёные стебли в отверстия. Цветы согнули свои головки в капюшонах. Я пытался заставить их стоять прямо и смотреть в небо, но они продолжали склонять головы, будто на цветочных похоронах.

Она сказала:

– Оставь их, Филип. Так НОРМАЛЬНО.

Я сказал:

– Но ведь лучше, когда они смотрят вверх.

Она сказала:

– Они так и должны быть.

– О-о, – ответил я.

Она встала перед могилой и произнесла:

– С Днём Рождения.

И я тоже это сказал:

– С Днём Рождения.

Мама посмотрела на Папу, скрытого под травой, как будто он спал под одеялом, и я встал рядом с ней. Она похлопала меня по спине.

Было почти темно, мы ещё немного посмотрели на могилу Папы и позволили ветру играть с нашими куртками, как он играл с деревьями.

Мама сказала:

– Теперь нам надо идти, Филип.

Я сказал:

– Да.

Она сказала:

– Уже почти подошло время навестить Алана.

Я сказал:

– О’кей.

А потом сказал Папе:

– Пока.

Мы пошли обратно по тропинке, и прошли мимо двух мужчин, копавших яму для гроба, и мы вернулись к машине, и Мама включила обогреватель, и мы выехали и оставили Папу под травой, и я посмотрел на Мамино лицо. Оно было беспокойным из-за Дяди Алана и меняло цвет в свете Рождественских огней от Деда Мороза, Снеговиков, оленёнка Рудольфа, Полярной Звезды и Ангелов. Мы проехали мимо большой Рождественской Ёлки возле стены замка, а на ней были гирлянды с маленькими белыми огоньками.

Мы доехали до больницы, Мама припарковалась и заглушила машину. Она глубоко вздохнула, открыла дверь, мы вышли и направились к больнице.

Я сказал Маме:

– Ты заперла машину?

Она вернулась к машине, заперла её и сказала:

– Я не знаю, приехала я или уезжаю, честно, не знаю.

Мы вошли в больницу и миновали старушку, она была жёлтой, как Симпсон, и её везли на каталке. Я шёл за Мамой по всем белым коридорам налево, направо и снова налево, потом мы вошли в лифт. Маленькая девочка плакала, уткнувшись в живот своего Папы, а Папа гладил её затылок. Там ещё был мужчина в зелёном, и он скрёб своё лицо, будто его пальцы были спичками, которые никак не загораются.

Зелёный человек сказал:

– Какой вам этаж?

Мама сказала:

– Третий.

Зелёный человек нажал на тройку, и мы поднялись в лифте с маленькой девочкой, которая плакала, и, дзынь, двери открылись. Мы вышли, за стойкой сидела женщина, и Мама сказала:

– Здравствуйте.

Женщина знала, кто мы, потому что ответила: