Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева

сборной и выдающийся десятиклассник, любимец всех

физичек и химичек, молчун и умница Алеша Ермаков дышали

нежно в унисон, какие-то слова при этом лепеча забавно.

Щеки соглядатая, позвольте, кстати, представить вам

директора третьей специализированной (с физико

математическим уклоном) школы Георгия Егоровича

Старопанского, наливались багровым соком нетерпения,

крестец отличника народного образования к подобным

упражнениям, конечно, привычки не имевший, затяжелел

неимоверно, и тем не менее, распрямился Георгий

Егорович, лишь досмотрев, лишь дождавшись шепота,

шуршания одежд, зыркнул гневно на явно томившегося

(возможно, впрочем, показалось) за его спиной Андрея Речко,

Андрея Андреевича, учителя физкультуры, и уж затем, без

всяких, право, уже не нужных церемоний растворил, иллюзию

уединения все это время создававшую, но не закрытую на

ключ беспечными Валерой и Алешей дверь.

Сему изделию неизвестного плотника судьба, как

видно, нисколько не смущаясь избитости приема, назначила

сыграть роль особую в жизни двух юных искренних существ.

В феврале, месяца за три до того, как парочку, сопя и брызгая

слюной, так унизительно попутал в прекрасный миг

заслуженный учитель РСФСР, в переходе узком, соединявшим

второй этаж со спортзалом (что в этот момент героям нашим

известно не было, поскольку тесный коридор использовался

только и единственно, как черный ход в лабораторию

химическую) стоял Алеша Ермаков, немного одуревший от

запахов и газов, сопровождающих, как это водится обычно,

процессы бурные соединения неорганических веществ, стоял

и пальцами перебирал домашние ключи на металлическом

кольце.

За дверью, ведущей на второй этаж, слышно было, как

привычная и бойкая развозит швабра грязь от стыка к стыку

уже изрядно истертого, ненового линолеума, а вот из-за

второй (унылой, без нарисованного котелка и очага)

доносились равномерные и загадочные, сочные, гулкие удары

предмета, сказать определенно можно было только,

сделанного из резины, о дерево, металл и кожу.

Однако (гордись, возрадуйся наука пополнению) даже

азарт исследователя, страсть к неизведанному

естествоиспытателя, не заставили, нет, нет, Алешу Ермакова,

красу и гордость школы номер три, подобно наставнику,

известному нам, молодежи и юношества, спину гнуть, колени

пригибая, к холодному металлу припадать. Был выбран ключ

на связке голубоватый, длинный, с разновеликими

проточками, и он с похвальной, редкой, право же,

отзывчивостью, охотно щелкнул пару раз в замке, внимания

такого к себе не знавшим, не ведавшим давно, да и не

чаявшим уже, пожалуй, заслужить.

Чисто механическое совпадение, гармония ньютонова

шпенька, бородки и пластинок, работа, строго равная

произведению силы на путь, а в результате что? как всегда

исчезновение детерминизма, насмарку система хитроумная

Георгия Егоровича Старопанского, саму возможность

исключавшая не то чтобы контакта, а просто встречи лицом к

лицу детей к наукам точным, естественным божественную

склонность проявивших с районной шантрапой, балбесами,

которых новатор-педагог держать обязан был по прихоти

нелепой ГОРОНО в одних стенах и под одной, как ни

печально, крышей.

За дверью играли в американскую игру,

тренировались, но не все, не все дубили шершавые подушечки

пальцев пупырышками апельсиновыми рыжими, прима,

Валера Додд с подругой-одноклассницей Малютой Ирой

заодно, валялась на черных матах в укромном уголке,

кармане, закутке, чуть-чуть филонила, немного шланговала, не

развивала, нет, свой необыкновенный дар, способность

удивительную, и некоторую ленность искупавшую и

нежелание бегать, носиться по площадке, в кольцо с

отменным хладнокровием (дочь охотника?) пузырь прыгучий

отправлять из положения практически любого под

неприятельским щитом.

Ирка тараторила. Уже в ту пору ее роман с подонком

Симой, скотиной Швец-Царевым, неимоверной сложностью

интриги всеобщий интерес питал и требовал, конечно, немало

слов и знаменательных, и служебных (не говоря уже о воздуха

игре причудливой и невербализированной) для изложения

всех, иной раз просто невероятных, перепетий и драм.

Беседой увлеченные, понятно, не в миг потери

оплошности, секунду превращения стены привычной части в

щель, проем, гулять пустивший сквознячок веселый, заметили

две балаболки феномен. Это само собой разумеется.

А вот Алеша, Алексей, как он сумел, в открывшееся

перед ним внезапно искусственного света полное

пространство пытливый кинув взгляд, сейчас же узреть под

самым своим носом конечностей прекрасных совершенство,

столь откровенное вдали от надоедливых, нескромных глаз.

И тем не менее, песчинок унция, другая успела

прошуршать из верхней колбы хронометра вселенского во

мрак бездонный нижней, прежде чем вся троица смешно и

неожиданно лишилась дара речи.

Ну, да ладно, Ермаков, тут, право слово, причины

были, а вот девицы — оторви да выбрось, нахалки малолетние,

их чем же, позволительно спросить, очаровал высоколобый

претендент на золото медали выпускной?

Наглостью. В уголке его рта, между холодной,

неподвижной верхней губой отличника и нижней,

беззащитной мальчишеской, пухлой и розовой, качнулась и

замерла, столбик серого пепла грозя рассыпать, уронить в