Клуб неисправимых оптимистов

— Я не хотел скатываться до банальностей типа «я один из ваших почитателей», он наверняка выслушивает такие признания по двадцать раз на дню. Он держался несколько отстраненно, и я заговорил о «Баядерке», которую мы с Владимиром видели в шестьдесят первом. Он не забыл тот волшебный спектакль, когда зрители аплодировали ему стоя, кричали «Браво!», «Бис!» и никак не хотели расходиться. Он понял мое волнение и тоже расчувствовался. Я подвез его к служебному входу Оперы, и мы продолжили беседовать и смеяться, хотя он торопился. Он самый красивый мужчина на свете и самый великий танцовщик. Мы вспоминали Кировский театр и Ленинград, и у него в глазах стояли слезы. Я сказал, что не возьму с него денег, и тогда он пригласил меня посмотреть репетицию. Невероятное, потрясающее зрелище. Он был подобен ангелу, спустившемуся с небес на землю, все, кто был в зале и даже на сцене, не могли отвести от него глаз. Когда я собрался уходить, он подошел, чтобы еще раз поблагодарить. Представляете? Он! Меня! За то, что напомнил ему о родине.

— Чудесная встреча, — сказал Имре.

Я встрепенулся. Эту встречу устроило Провидение, Игорю суждено было столкнуться с Нуреевым. Я спрашивал себя, стоит ли упомянуть комету Холмса, но сделать этого не успел.

— Друзья мои, — продолжил Игорь, — сегодня случится невозможное — нас посетит Рудольф Нуреев.

Раздался хор восклицаний — все были потрясены: одни выражали восторг, другие — скепсис.

— Я рассказал ему о клубе. Он задал тысячу вопросов, пожал мне руку и спросил адрес. Сегодня вечером, после репетиции, он будет здесь.

Сообщение Игоря привело всех в состояние паники. Члены клуба заметались, стали приводить себя в порядок, в туалет выстроилась очередь.

— Нельзя принимать гостя в таком бардаке! — заявил Владимир.

Они освободили столы, протерли их губкой, вытряхнули и вымыли пепельницы, убрали к стене ящики и коробки, смахнули пыль с банкеток и подмели пол. Руководила авралом Мадлен, заставившая двух новичков, Горана и Данило, помыть заодно и окно. В какой-то момент Игорь заметил Сашу — тот полировал чистой белой тряпкой стойку бара.

— Какого черта ты тут делаешь? — зло рявкнул он.

— Вношу свой вклад в…

Игорь не дал Саше договорить. Он толкнул его и ухватил за воротник куртки. Они были одного роста, и худощавый, жилистый Саша вполне мог оказать сопротивление, но не сделал этого. Игорь выкинул его на улицу, крикнув в спину:

— Это в последний раз! Я тебя предупредил!

Саша отвечать не стал. Игорь вернулся в зал, трясясь от ярости. Томаш одолжил у соседа сверху простенький фотоаппарат «Инстаматик» и новую пленку. Мы вышли на улицу и выстроились в почетный караул между бульваром Распай и площадью Данфер-Рошро. Мы провожали взглядами такси, надеясь, что Нуреев вот-вот появится, но машины проносились мимо, кое-кто вернулся внутрь, чтобы отдохнуть и выпить по рюмочке.

— В котором часу он обещал приехать?

— Не знаю, репетиция началась с опозданием, наверное, он будет позже, — объяснил Игорь.

Владимир проявил решительность, позвонил в справочную и узнал номер дирекции Оперы. Мы стояли вокруг, с замиранием сердца ожидая ответа, но в это майское воскресенье трубку никто не снял. Надежда на появление гения сдулась как воздушный шарик, люди стали расходиться, но никто не позволил себе ни язвительной реплики, ни какого-нибудь неприятного замечания. Томаш вернул фотоаппарат хозяину. Мы остались в узком кругу отцов-основателей.

— Он мог просто забыть, — предположил Павел.

— Или не поймал такси, в воскресенье это не так-то просто сделать, — добавил Грегориос.

— Или устал и вернулся к себе, чтобы лечь спать, — высказался Имре.

Появилась Мадлен:

— Думаю, он уже не придет, но спасибо, что устроили генеральную уборку. Альбер решил вас угостить.

Я остался с Игорем, который не терял надежды на встречу со своим кумиром.

— Должно быть, его что-то задержало, но он обязательно придет.

У нас давно не было возможности поговорить без свидетелей.

— Как дела в лицее?

— Вообще-то, хорошо.

— А с подружкой?

— По воскресеньям мы не видимся. Она проводит время с семьей.

— Поставь себя на место ее родителей. Они всю неделю работают и пообщаться с детьми могут только в воскресенье.

— И сколько это будет продолжаться? Она не останется с ними на всю жизнь.

— Все вы, молодые, одинаковы.

— Можно тебя спросить, почему вы так относитесь к Саше?

— Это давняя история. Тебе лучше не знать. Не стоит обращать на него внимания… Ну что, ждем дальше или уходим?

— Представь, что он придет, а его никто не встретит. Что он о нас подумает?

— Ты прав. Подождем. Артисты вечно опаздывают. Он говорил со мной, как с другом, и не мог забыть об обещании. Знаешь, о чем он мечтает?

— Нет.

— Поклянись, что никому не скажешь. Это его секрет. Он хочет поставить «Ромео и Джульетту» Прокофьева. Можешь себе представить? Самый прекрасный балет мирового репертуара. Знаешь эту музыку?

— Я не силен в музыкальных шедеврах. Мой отец обожает Верди и «Риголетто».