Сесиль приняла решение измениться. Нам часто хочется перемен в жизни. Мечтаем о чем-нибудь, но ничего не происходит. Даем себе обещания, строим планы, которые никогда не сбываются. Ждем лучшего будущего — так проходят дни, годы, а клятвы и зароки так и остаются пустым звуком. Сесиль перестала строить планы. Я подошел к двери и услышал жуткий грохот. Мне показалось, что в квартире рычит грузовик. Я спрятал ключи в карман, позвонил, потом стал барабанить кулаком. Шум мотора стих. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сесиль — грязная, как трубочист, со всклокоченными волосами. Она была в рубашке Пьера и с тряпкой в руке.
— Что стряслось?
Она смотрела на меня без улыбки, нахмурив брови:
— Я сделала генеральную уборку жизни, теперь навожу порядок в квартире.
Сесиль отодвинулась в сторону, и я остолбенел. Гостиная совершенно преобразилась, как будто добрый джинн из лампы одним щелчком превратил комнату, где царил вековой беспорядок, где никогда не стирали пыль с мебели, где горы грязных тарелок громоздилась среди пепельниц с окурками и пустых бутылок, а на полу валялись газеты вперемешку с конспектами, коробками, мятыми брошюрами, рваными конвертами и пластинками без конвертов (они лежали в другой куче), где повсюду стояли вазы с увядшими цветами, — в образцово-показательное жилище. Диван напоминал ободранную заживо медвежью тушу. Грязные, прожженные чехлы от подушек валялись на паркете. В комнате вкусно пахло воском, все блестело и сверкало, как на рекламе выставки электробытовой техники, обещавшей женщинам легкую жизнь.
— Ну как тебе?
— Невероятно.
— Хочешь сказать — классно. Я сутки корячилась. Вынесла из гостиной десять мешков мусора. Мы задыхаемся от ненужных вещей. Мне стало легче дышать. А тебе? Устала, правда, как собака.
Я обошел гостиную, где каждый предмет обрел свое прежнее место. В книжных шкафах, занимавших две стены от пола до потолка, разместились книги, журналы и бумаги, дюжина стопок в метр высотой ждала выброса на помойку.
— Ты же не думаешь избавиться от книг?
— Я оставлю наши с Пьером любимые, остальные некуда девать. Пластинки я не трогаю, это святое. Пьер согласен без жалости истребить ненужное.
— Ты получила письмо? Как у него дела?
— Он интересуется успехами маленького братца в математике.
— Ты… рассказала ему о Франке?
— Я все ему рассказываю.
— Что он ответил?
Она развернула письмо, нашла нужное место в тексте:
— «…нужно избавиться от всего лишнего. Сделай уборку. Выброси бесполезные вещи…»
Она скомкала листки и бросила их в мусорное ведро.
— Если хочешь, возьми книги себе, я все равно их выкину.
— Это идиотизм. Можно отнести книги к Жиберу.[93] У них есть букинистический отдел.
— Я же сказала — бери. Захочешь — продашь. И больше ни слова о Франке! Ясно?
Я замер в изумлении перед агрегатом метровой высоты с фарой и объемистым красным мешком, подвешенным к огромному хромированному обтекателю.
— Что это за зверь?
— Пылесос. Фирмы «Гувер». Папа купил его в Штатах перед войной. Я случайно наткнулась на него в шкафу, включила, и он сразу завелся, хотя им десять лет не пользовались. Машина шумная, но эффективная.
— Напоминает отбойный молоток.
— Это был подарок маме.
Я наклонился, чтобы получше разглядеть пылесос. Вещь была коллекционная, чистой воды музейный экспонат.
— Соседи бесятся, надоели до чертиков. Может, выпьем кофе с молоком?
Кухней Сесиль еще не занималась, поэтому там царил привычный бардак. В раковине было полно грязной посуды, но она докопалась до чашек, помыла их, мы разлили кофе, я освободил немного места на столе, сдвинув подносы и бутылки. Сесиль схватила мешок и сбросила туда обертки, коробки и упаковки от продуктов:
— Я так больше не могу.
— Да уж, пора разбирать завалы.
— Нужно выбросить коробки.
— Я снесу их вниз.
— Окажешь мне услугу?
— С радостью.
— Помоги вычистить квартиру.
Я ответил не сразу, пытаясь представить объем «ассенизаторских» работ.
— Хочешь привести в порядок все комнаты? Да здесь же… грести и грести, в некоторых углах ужас что творится. Ты вполне можешь позволить себе домработницу.
— Нет, я должна все сделать сама. Хочу, чтобы квартира стала такой, как раньше, при родителях. Когда закончу, заплачу консьержке, чтобы приходила и поддерживала чистоту.
— Да мы облысеем, пока все сделаем.
— Я все обдумала, Мишель. Я выбрала неверный путь, позволила выбить себя из колеи. С этим покончено. Начинаю все с нуля. Приведу в порядок квартиру. Закончу диссертацию… или перейду на психфак. И… буду заниматься спортом.
— Ты?
— Я уже начала. По утрам час делаю зарядку у открытого окна.
— Не верю.
— Будем тренироваться вместе.
— Со мной? Да я ненавижу физкультуру.
— Если не одумаешься, через двадцать лет станешь толстым пузаном. Мы и так слишком долго умствовали.
— Я освобожден от физкультуры.
Она ткнула меня кулачком в живот, и я согнулся пополам.
— У тебя совсем нет пресса. Ты вялый и рыхлый, как тесто. Нужно шевелиться, Мишель!
— И какой вид спорта ты для нас выбрала?
— Коньки. На свежем воздухе, в «Молиторе». Зимой будем ходить в бассейн «Лютеция», летом — в «Делиньи».
— Коньки — это риск, Сесиль.