Клуб неисправимых оптимистов

Я предался мысленным расчетам. Сколько снимков понадобится сделать, чтобы купить «24 часа Ле-Мана», правильный фотоаппарат и дюжину альбомов? Цифра получилась устрашающая. Двести франков? Еще больше? В моем портфолио всего пять фотографий; если повезет, какой-нибудь американский турист случайно купит две или три штуки, так сколько же еще фотографий нужно сделать, чтобы заработать эту заоблачную сумму? Может, стоит поснимать Сакре-Кёр и Триумфальную арку? Не хочется становиться открыточником… Нужно порыться в своем архиве и предложить Саше снимки, на которые он в первый раз не обратил внимания. Вдруг ему удастся продать их? А может, показать фотографии Сесиль? Имею ли я право их использовать? Где она сейчас? Я обернулся — как будто надеялся увидеть ее у себя за спиной.

— Как тебе не совестно, Мишель! — Голос Жюльетты вернул меня к реальности. — Ты никогда меня не слушаешь.

— Не выдумывай, я только тебя и слушаю.

Моей сестре пришла в голову гениальная и очень практичная мысль. Она сделает нас обоих богатыми. Расскажет обо мне папашам своих лучших подружек. Двум дюжинам богатеев, которые не знают, куда девать деньги. Жюльетта начала перечислять:

— У отца Натали парикмахерский салон. Отец Сильви купил особняк на юге, и ее мать бегает по магазинам — ищет, чем его украсить. Я объясню ей, что ты — гениальный фотограф и что она должна поторопиться купить твои работы, пока цены не взлетели. Я займусь рекламой. Нужно найти другую галерею. Эта неплоха, и твой друг очень милый человек, но бизнес и чувства несовместимы. Мне кажется, комиссионные должны быть ниже, согласен?

Ответить я не успел.

— Можно я тебе кое-что покажу?

Она привела меня на улицу дю Фур, к витрине магазина одежды:

— Вот, смотри.

Я не понял, что должно было привлечь мое внимание, и Жюльетта ткнула пальцем в розовый с белым обруч:

— Купи его мне, Мишель, умоляю тебя! У Изабель точно такой же.

Она посмотрела на меня с мольбой в глазах, и я подумал, что вполне могу порадовать сестру. Художник, получивший гонорар, просто обязан быть щедрым.

Продавщица осторожно достала из витрины обруч:

— Он у нас последний.

Жюльетта примерила, посмотрелась в зеркало и просияла счастливой улыбкой:

— Ну как?

— Восхитительно. Тебе очень идет. Берем.

Жюльетта бросилась мне на шею. Я пошел к кассе, и продавщица назвала цену, приведя меня в изумление.

— Вы, должно быть, ошиблись. Обруч не может стоить тридцать франков.

— Он фирменный! — воскликнула Жюльетта. — Не дешевка какая-нибудь, а настоящая вещь.

— С ума можно сойти!

— Ты жмот и ничего не понимаешь!

Я попал в ловушку. У меня возникло ощущение, что сестра меня разоряет. На тридцать франков я мог купить десять пленок или два роковых альбома. Бледная как смерть, Жюльетта сверлила меня взглядом. Стоит ли ссориться с сестрой, учитывая ее вредность и злопамятство? Я достал бумажник и расплатился, мило улыбаясь продавщице, хотя мне казалось, что каждая купюра весит не меньше тонны.

— Спасибо, — произнесла Жюльетта. — Кстати, видел шарфик в пару к обручу?

— Издеваешься?

— Он недорогой.

— Если позволите… — вмешалась продавщица, — для шарфа подобного качества…

Я покинул магазин, не сказав больше ни слова, Жюльетта не отставала ни на шаг:

— Подавись своими деньгами! Но учти: я никому ни слова не скажу о твоей дрянной выставке. И рекламировать ничего не стану. Никто о тебе не узнает. Сам виноват.

Этот прискорбный инцидент подтвердил истинность замечания о сестринской неблагодарности. Во французском языке у слова «братский» нет эквивалента женского рода. Он никому не нужен. Многие гении остались безвестными именно из-за таких вот гнусных историй с поясками, клипсами и всяким барахлом.

Я воспользовался свалившимся на меня богатством и купил «White the Beatles», только что вышедший второй альбом группы, и наслаждался божественной музыкой. Я ставил пластинку и часами слушал «All my Loving», «Close your eyes and I’ll kiss you, Tomorrow…», ощущая райское блаженство, и, когда в комнату попыталась просочиться Жюльетта, я безжалостно ее выгнал.

— Что за пластинка?

— Пошла вон!

Я мог сколь угодно долго строить грандиозные планы, реальность была сурова: у меня осталось тридцать пять франков — чуть меньше десятой части стоимости игры «24 часа Ле-Мана». Все мои надежды были связаны с Сашей. Если буду разумным и умерю аппетиты, за год соберу нужную сумму. Придется постараться и снимать больше. Я просмотрел фотографии, которые казались мне достойными Сашиного внимания, отобрал семь штук и отправился в «Фотораму». Патрон сказал, что Саша не появится до конца недели. Я помчался к нему домой, но не застал и сунул снимки под дверь вместе с короткой запиской: «Буду благодарен, если выскажете свое мнение. Мишель».

* * *