Кажется, достаточно этого легкого карандашного наброска, чтобы представить себе облик Луизы Элиссан. Как заметит читатель, она производит несколько иное впечатление, чем тот простак, которого ей направили из Сета вместе с другими грузами на борту «Аржелеса».
Наконец приблизилось время прибытия судна. Мадам Элиссан окинула хозяйским оком комнаты, приготовленные для Дезиранделей, позвала дочь, и они вдвоем отправились в порт. По дороге им захотелось зайти в городской сад, амфитеатром раскинувшийся над рейдом. Отсюда открывался широкий вид на открытое море. Небо было изумительным, горизонт — безупречно чистым. Солнце уже клонилось к косе Мерс-эль-Кебир — этим «Божественным вратам» античности, где броненосцы и крейсера могут найти отличное укрытие от частых шквальных западных ветров.
В северной части моря белело несколько парусов. Далекие дымы обозначали суда тех многих пароходных линий Средиземноморья, которые связывают Европу с берегами Африки. Два-три из них наверняка шли в Оран, и одно уже находилось не более чем в трех милях от гавани. Но был ли это «Аржелес», ожидавшийся столь нетерпеливо — если не дочерью, так матерью? Ведь Луиза совсем не знала молодого человека, которого приближал к ней каждый оборот винта парохода. И кто знает, может, этому судну, пока не поздно, дать задний ход…
— Скоро уже полседьмого, — заметила мадам Элиссан. — Давай-ка спустимся!
— Хорошо, мама, — откликнулась девушка.
По широкой улице, выходившей на набережную, мать и дочь спустились к месту обычной стоянки судов. У одного из проходивших здесь портовых служащих мадам Элиссан спросила, известно ли уже точное время прибытия «Аржелеса».
— Да, мадам, — ответили ей, — он подойдет через полчаса.
Мать и дочь обошли порт, так как в северной его части высокие сооружения заслоняли им вид на открытое море.
Минут через двадцать послышались длинные свистки. Пароход огибал километровой длины мол, который тянулся от подножия форта Ла-Мун и после нескольких поворотов доходил до набережной.
Как только установили трап, женщины поднялись на борт. Мадам Элиссан обняла мадам Дезирандель, несколько воспрянувшую духом в гавани, затем месье Дезиранделя и Агафокла. Луиза держала себя скромно, что вполне естественно для молодой девушки.
— А вот и я, дорогая моя, чудная моя мадам Элиссан! Мы ведь знавали некогда друг друга в Перпиньяне! Я помню вас, да и мадемуазель Луизу тоже… Правда, теперь она повзрослела. А не подарите ли вы поцелуй, а то и два нашему милому Дардантору?..
Патрик надеялся, что при встрече с оранскими дамами его господин выкажет светскую сдержанность, но при виде той легкости, с какой месье Дардантор вступил в игру, испытал глубокое потрясение. И слуга, суровый, но справедливый, удалился как раз в тот момент, когда его хозяин чмокал мадам Элиссан в сухие щеки, что отозвалось звуком барабана.
Разумеется, Луиза не избежала объятий семейства Дезиранделей, а вот Кловис Дардантор, несмотря на его бесцеремонность, не стал одарять молодую девушку отцовскими поцелуями, которые она наверняка приняла бы с милой улыбкой.
Агафокл подошел к Луизе и удостоил ее механическим приветствием, то есть движениями шейных мышц наклонил голову, и затем отступил, не промолвив ни слова.
Девушка не могла удержаться от презрительной гримаски, не замеченной Кловисом Дардантором, но не ускользнувшей, однако, от взглядов Марселя и Жана.
— Ого, — произнес первый, — не ожидал увидеть столь хорошенькую особу!
— И правда, хороша, — согласился второй.
— И она должна выйти замуж за этого недотепу? — промолвил Марсель.
— Она!.. За него!.. — вскричал Жан. — Прости меня, Господи, но уж лучше я нарушу клятву никогда не жениться, чем допущу их брак!
Жан действительно дал такую клятву, во всяком случае, так он говорил. Впрочем, его возрасту свойственно давать подобные заверения и не выполнять их. А вот Марсель, заметим кстати, никогда не зарекался от женитьбы. Но какое это имеет значение? И тот, и другой прибыли сюда с намерением служить в Седьмом африканском стрелковом полку, а не вступать в брак с мадемуазель Луизой Элиссан.
Чтобы не возвращаться больше к этому, упомянем, что плавание «Аржелеса» от Пальмы до Орана прошло в на редкость благоприятных условиях. Море было таким гладким, словно на его поверхность вылили все масло Прованса. С левого борта дул северо-восточный бриз, и это позволило поставить стаксель[95] и паруса на фок-мачте и бизани.[96] Ни одной бурной волны за эти двадцать три часа плавания. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после отплытия из Пальмы почти все пассажиры заняли свои места за общим столом. И, к сожалению, пароходной компании пришлось все же досадовать на столь большое число сотрапезников. Отметим кстати, что месье Орьянталю очень пришлась по вкусу та рыба, именуемая «морскими дроздами» и приготовленная по-неаполитански. Поедая ее, он выказал плотоядность профессионального гурмана.
Из вышеизложенного достаточно ясно, каким образом все пассажиры — даже мадам Дезирандель, перенесшая в пути столь тяжкие испытания, — добрались до Орана в добром здравии…