Клошмерль

Лет тридцать тому назад кюре Поносе поселился в Клошмерле, оставив невыгодный приход в Ардеше. Пребывание в Ардеше нисколько не придало лоску молодому викарию. Его крестьянское происхождение сразу бросалось в глаза. Он всё ещё краснел, как неловкий семинарист, в единоборстве с тяготами полового созревания. Исповеди женщин Клошмерля (а в этом городке мужчины весьма предприимчивы) были для него открытием и нередко ставили в затруднительное положение. Его личный опыт в подобных делах был весьма убог, и, задавая неловкие вопросы, наш кюре невольно получил начальные сведения по части плотского греха. Плодами этих бесед были потрясающие открытия, которые заселяли его одиночество образами любострастными и сатанинскими. Сангвиническая конституция Огюстена Поносса не располагала к мистицизму – уделу беспокойных душ, как правило, обитающих в недужном теле. Его организм функционировал нормально: ел он с завидным аппетитом, и тело его предъявляло такие требования, которые сутана могла благопристойно прикрыть, но помешать им всё же не могла. Приехав в Клошмерль, чтобы заменить там священника, унесённого в сорок два года тяжёлой инфлюэнцей, Огюстен Поносс, к счастью, обнаружил в доме своего предшественника Онорину – классический образчик служанки кюре. Она горько оплакивала почившего, что, несомненно, доказывало её почтительную и благочестивую привязанность. Но новый священник весь дышал здоровьем и благодушием, и это, казалось, быстро её утешило. Онорина была старой девой, досконально постигшей все тайны ведения хозяйства кюре. Будучи опытной экономкой, она оглядела строгим взором поношенную одежду своего господина и упрекнула его за плачевное состояние белья.

– Бедняжка, – сказала она, – плохо же о вас заботились. – И тут же посоветовала ему носить летом короткие кальсоны и брюки из альпаги, в которых ему будет не так жарко под сутаной, заставила его купить бельё из фланели и растолковала, как поудобнее расположиться у себя дома в дезабилье.

Кюре Поносе возблагодарил небеса за эту заботу. И всё же он чувствовал себя удручённым, ибо его терзали приливы крови и галлюцинации. Они не давали ему покоя, хотя он и боролся с ними, как святой Антоний в пустыне. Онорина быстро постигла причину этих мучений. И однажды вечером, когда кюре Поносе, отужинав, меланхолически набивал трубку, она первая коснулась этой темы.

– Бедный молодой человек, – сказала она, – как вы должны страдать от одиночества в вашем возрасте. Все эти запреты бесчеловечны. Ведь как-никак вы всё же мужчина.

– Увы, Онорина! – вздохнул Поносе, заливаясь багрянцем, и в ту же минуту почувствовал, как им овладела греховная сила.

– Рано или поздно это вам ударит в голову. Многие от такой терпячки так-таки и рехнулись.

– В нашем положении, Онорина, не следует забывать о покаянии, – тихо пробормотал несчастный.

Но преданная служанка отнеслась к нему, как к неблагоразумному ребёнку.

– Может, вы хотите загубить своё здоровье? А что выиграет боженька, когда вас подкосит болезнь?

Кюре Поносс, опустив глаза, выразил неопределённым жестом, что данный вопрос превосходит его компетенцию, и что если такова воля бога и ему предстоит обезуметь от избытка целомудрия, то он готов покориться. Разумеется, если позволят силы… А силы его были на исходе. Тогда Онорина приблизилась к нему и промолвила ободряюще:

– С бедным господином кюре, – а он был святой человек, – мы поладили…

Эти слова прозвучали для кюре Поносса как спасительное откровение. Слегка подняв глаза, он украдкой, но уже совсем по-новому, оглядел Онорину. Мягко выражаясь, служанка была некрасива, но тем не менее она обладала влекущими женскими округлостями, хотя последние, по правде сказать, были едва обозначены и потому не слишком соблазнительны. Эти телесные оазисы были крайне унылы, и подступы к ним лишены изобилия, но всё же они были спасительны, ибо Провидение поместило их в палящую пустыню, где кюре Поносс томился, едва не теряя рассудок. И тут его осенило. Ведь падение его будет всего лишь проявлением благой смиренности, поскольку священник, преисполненный знаний, пастырь, оплакиваемый всем Клошмерлем, отныне указывал ему путь. Кюре Поноссу следовало пренебречь ложной гордыней и идти по стопам этого святого человека. Онорина была грубо сколочена, и это упрощало многое: природе отдавали лишь самое необходимое, не получая истинного наслаждения от этих занятий и не задерживаясь на милых забавах, отягощающих грех.