Неужели Наташа все эти годы думала, что у него с Реной роман? Леониду и в голову не приходило, Рена — свой человек, они столько ночей провели вместе… не в том смысле… а Натка думала, что в это время… Разве он подавал повод? Нет, но… Леонид впервые увидел Ренату глазами Наташи: горящие глаза, Рена всегда так смотрела на него, она и на Витю так же смотрела, и даже на Папу, Леонид был уверен, что за взглядом нет иных желаний, кроме намерения обсудить новую модель ореола. Всякий раз, когда они о чем-то разговаривали, Рена подходила близко, почти касаясь Леонида высокой грудью, смотрела в глаза, не позволяя отвести взгляд, но… просто у нее такая манера разговора.
«Мужчины обычно слепы, как кроты», — как-то сказала Наташа. Речь шла о Папе, не заметившем, что жена сошлась — это было еще в Москве — с мужчиной не их круга. Он ни о чем не догадывался, пока Нора не сбежала на Сахалин с любовником, подрядившимся в фирму сотовой связи устанавливать новое оборудование.
— Да, шеф, — сказал Леонид, когда мобильник умоляющим тоном попросил, чтобы на звонок наконец ответили.
— П-послушай! — голос Бредихина прерывался то ли от волнения, то ли от возмущения. — Что случилось? Где ты? Где мисс Тинсли? Я собирался звонить в полицию! Ты три с половиной часа не отвечал! Что происходит?
— Мы были на кладбище, — сообщил Леонид.
— Где? — От удивления Папа замолчал, слышно было его шумное дыхание.
— Лайма… Мисс Тинсли хотела побывать на могиле Тома Калохи.
— Слышишь, Рена? Он, оказывается, на кладбище ездил! Ночью!
Что ответила Рената, Леонид не разобрал, Папа прижимал телефон к уху. Ему показалось, что осуждающий голос Рены прозвучал — не в телефоне, а в мозгу — так ясно, будто она стояла рядом: «С ней?».
— Да, — отвечал Бредихин. Ренате или Леониду? — Вот что, Леня. Мы все еще в Верхнем доме. Пока ты молчал, посмотрели запись и кое-какие данные по поглощению. Приезжай, обсудим и, пожалуйста, отвечай на звонки.
— Я не могу.
— Что значит — не могу? — удивился Папа.
— Мне нужно быть с Лаймой.
— Не понял. — Голос шефа стал сухим, как выгоревшая трава. — Я сказал: приезжай.
Отказов Бредихин не терпел и всегда оставлял за собой последнее слово.
— Не могу, — сказал Леонид в пустоту. — Извините, я не приеду.
— Это был твой начальник? — спросила Лайма, и Леонид не сразу понял вопрос. Ему не приходилось слышать, как обращаются на «ты» по-английски. Когда-то он был уверен, что такого местоимения не существует. Знакомая переводчица объяснила, что в устной речи при обращении к близкому человеку можно сказать не обычное «you», а редко используемое, поэтически насыщенное «thou».
— Да.
— Что он сказал?
Машина стояла перед домом Лаймы.
— Он требует, чтобы я приехал. Я отказался. Лайма, я…
Если бы она его не прервала, он не знал бы, как продолжить фразу.
— Поднимемся ко мне, я сварю кофе.
В прихожей они сбросили куртки на пол, Лайма молча показала гостю на кресло у журнального столика в гостиной, прошла на кухню и что-то делала у плиты, Леонид следил за ее движениями, как за удивительным танцем балерины.
Лайма принесла на подносе две чашки кофе, поставила на журнальный столик блюдечко с дольками лимона, маленькую фарфоровую сахарницу и красивый фаянсовый молочник.
Они сели друг против друга и посмотрели друг другу в глаза.
— Лайма, — сказал Леонид, — ты любишь Тома?
— Да.
Она не сказала: «все еще люблю», что было бы естественно, но вопрос был задан в настоящем времени, Леонид достаточно знал английский, чтобы не ошибиться в употреблении глагола.
— Он… тебе иногда снится?
Вопрос не показался Лайме ни странным, ни навязчивым.
— Да, часто.
Леонид молчал, дожидаясь продолжения, и Лайма сказала:
— Во сне он не такой, каким был в жизни. Во сне мы с ним ссоримся, потому что…
— Он любит другую? — вставил Леонид.
Лайма кивнула.
— Во сне я не могу понять, почему он все еще со мной, если у него другая женщина. Мы кричим друг на друга, я просыпаюсь в ужасе и вспоминаю, что Тома нет, ни к кому он от меня уже не уйдет и увидеть я его могу только в снах. Хочу заснуть опять и боюсь, потому что мы снова начнем ссориться.
— Когда, — мягко спросил Леонид, — тебе начал сниться Том? Он был еще жив, правда?
— Откуда ты знаешь? Да, мы еще были вместе. Я как-то сказала ему… не о сне… Просто спросила, знает ли он девушку по имени…
— Минни?
— Теперь ты понимаешь, почему, когда Том в фильме произнес это имя…
— Ты не могла ошибиться?
— Нет! — Лайма опустила чашку на стол с такой силой, что она перевернулась, и остатки кофе залили полированную поверхность. — Прости… Ничего, я потом вытру. Нет, я не могла ошибиться. Он сказал «Минни». Он прощался с жизнью и с ней.
Она тронула пальцем лужицу на столе.