Клонинги

Как сейчас, я вижу десятерых, поставленных лицом к стене. Можно было их сразу расстрелять, но это было бы слишком просто. А мне не хотелось спешить. В последнее время в лагере ничего не случалось, мне стало чертовски скучно. Среди этих десяти была девушка с зелеными глазами и длинными темными волосами, уже начинающими терять свой блеск. Кожа и кости, худые руки, ключицы торчали из-под одежды, босые смуглые ноги – на фоне белой стены девушка выглядела опасно красивой, – какой-то своеобразно опасной красотой, могущей покорить каждого. Я подметил алчные взгляды солдат.

– Иди сюда! – крикнул я.

Она не шевельнулась, оставшись лицом к стене. Один из солдат грубо и зло дернул ее за руку. Девушка обернулась, и удар ее руки пришелся точно на лицо солдата. Солдат, получивший пощечину, взглянул на меня и с силой ударил девушку. У нее изо рта потекла кровь. Это привело меня в бешенство, вдруг я почувствовал себя мужчиной, призванным защищать слабых, я выстрелил. Он не понял, так же как и все остальные, в чем дело, решив, что произошла какая-то ошибка, и прежде чем я дал команду, кто-то из солдат выпустил в нее автоматную очередь. Девушка упала как подкошенная. Остальные заключенные обернулись и сделали шаг вперед. Автоматная очередь приковала их к месту. Я приказал вытащить тело девушки и послать за врачом. А потом мы разрядили свои автоматы в их перекошенные от ненависти лица.

Прибежал взволнованный врач.

– Она будет жить? – спросил я, хотя не было никакой надежды.

– Раны не очень опасные, но, вероятно, она умрет от большой потери крови, – коротко ответил врач.

– Ты должен сделать все возможное! – Я схватил его за плечи и начал трясти. – Она нужна мне! Нужна!

6

Потянулась вереница долгих бессонных ночей – девушка выжила. Отчасти это была и моя победа над смертью, хотя не было в том моей особой заслуги, просто я вытряхнул душу из несчастного врача, и он дрожал всякий раз, когда я склонялся над кроватью девушки. Она мне нравилась, но позже, когда ей суждено было умереть, у меня не дрогнула рука. Вероятно, еще тогда, в момент расстрела, в глубине души у меня зародилась мысль о моих опытах, для которых мне нужны были молодые девушки. Проще всего было использовать молодых заключенных женщин. От Старика под гипнозом и другими путями я узнал все, что мне нужно.

Я пытал его день за днем, ночь за ночью. Я хотел заставить его помогать мне, но не было силы, способной сломить его.

Девушка поправлялась очень медленно, постепенно возвращался цвет лица и изумрудный блеск глаз под темными ресницами, плечи покрывались молочной белизной.

Мне было всего двадцать пять лет, я нравился женщинам, нравилось мое строгое аскетичное лицо, лишенное страстей и слабостей, моя подтянутая фигура атлета. Я был истинным представителем арийской расы. И как истинный ариец я уже имел двух сыновей. Родине нужны были мужчины, и Елена, которая хотела иметь детей, наших детей, уже родила двоих и ждала третьего. Я был счастливым отцом, был счастливым супругом. О моей работе Елена почти ничего не знала, я сказал ей, что заканчиваю последние исследования, связанные с возобновлением жизни, и это произвело на нее невероятно сильное впечатление.

Среди заключенных я отобрал еще двух-трех девушек, шестнадцати-семнадцати лет. Женщины должны рожать молодыми. Я поселил их в отдельном бараке, где стояло шесть коек, и в скором времени нашел еще несколько девушек. Потом оборудовал второй барак на двадцать коек, молодая женская колония быстро разрослась. Каждый день поступали новые заключенные, и я сразу отбирал подходящих девушек. Вечером шатающейся походкой туда шли солдаты, и воздух распалялся от их острых словечек. Я отводил кого-нибудь из них в сторону и шептал.

– Эти девицы нужны мне с наполненными животами, постарайтесь!

Он гордо смеялся и спешил догнать остальных. Потом над лагерем долго гремел их смех.

Девушка поправлялась очень медленно, но я был терпелив. Ее тело, поглотившее семь пуль, целиком, как омут, поглотило и меня. Оно оплело меня своими ветвями, своим светом, своей болью, оно, раз почувствовав смерть, хотело жить. Гладкий живот девушки быстро налился жизнью, округлился, надувая рваную одежонку. Изменилось и выражение ее глаз они стали влажными, смелыми, дерзкими, они сжигали меня своим огнем. Я подарил ей две жизни.

7

Телеграмма застала меня в кабинете после утренней проверки. За окном дымились печи крематория. Я уже выпил кофе и спокойно читал газеты. Новые города и державы сгибались перед нами. Я чувствовал себя богом. И как раз тогда принесли телеграмму, чтобы доказать мне абсурдность моей божественности.