Клон

Там, возле Сунжи или Терека, а может быть, какой-то другой реки или ручья, в очень красивом месте еще одна зеленая пика вошла тупым концом в землю кладбища, словно молодое деревце. Русские называли их лесопосадками, и от этих слов им самим становилось жутко. Под каждой пикой — тело чеченца. Над каждой — его звезда. Звезда любви приветная. Она повисает над аулом или поселком. Над городами от звезд, едва мерцающих и тусклых, тесно. Чеченская звезда, хохлацкая, русская, арабская. А персиянская песня над мертвым непонятна вовсе и не слышна. Далеко от сюда Персия… Но пики только для своих. Чтобы с неба видела душа и надеялась на отмщение.

Лес притих. И Бамутский, и Самашкинский. По дорогам временами можно передвигаться просто так. На четырех колесах и с одним автоматом. Чечня сосредоточивалась. Текли консервы в маслянистых банках, крупа гречневая и рис, тек сахар из прорванных мешков, тек бензин-сырец на подпольных заводах, а из ям под домами и мечетями выходили рабы. В коростах на синюшной коже, в вонючих портках и чуньках. И они не знали, что там, наверху, и стоит ли выходить вообще. Зачем их вынули из коконов дурного сна и лишили пайки?

Здесь, наверху, — война и лишь видимость мира.

Те, чья звезда еще не повисла над острием печального душеуказателя, получили новенькие русские паспорта и подались, кто слесарить на развалинах завода, кто, взяв от доверчивой власти автомат, надел милицейскую форму. На погонах звезды. На фуражках двуглавый орел. Одна голова русская, другая вайнахская. И не орел это уже, а волк-оборотень, притворившийся птицей. Но будет полночь и полная луна, и отпадет одна голова, оскалится другая…

Восходили другие звезды, падали на погоны случайными капельками, разбухали. Падало в землю зерно — посадочный материал — и наливалось жизнью. Потому что и перед смертью дают поесть. А поля удобрять было не нужно. Земля теперь была жирной.

Чеченцы не походили ни на кого. Они выстроили для себя свою Вселенную. И их «млечный путь» походил теперь на очередь в кассу, где выдавали фальшивые доллары. И великий иудей смотрел с купюр этих и хотел быть строгим, но сам не понимал ничего. А слово «тейп» немного походило на какое-то английское.

И были чеченцы честными в семье и уже не были в тейпе, потому что сами не понимали, что это такое и когда началось. И были лицемерными и лукавыми повсюду и всегда, с чужими людьми на своей земле и со своими — на чужой.

Они, как и мы, уже не помнили своих богов, ибо легко покинуть храм и долог путь назад. Вдоль дороги — только бутафория, а сам храм — мираж и декорация. Административное здание.

И, как на всякой войне, ложились женщины под победителей и женщины победителей — под побежденных, ибо жизнь брала свое, а любовь всегда побеждает смерть.

Всходила уже звезда муфтия, но он пока не знал об этом, но знали генералы. Катилась и падала звезда человека с фамилией не русской и не чеченской, и он знал, что так будет, но все не верил. Бежали по восстановленным колеям вагоны с бензином, мазутом и нефтью, и колосилась рожь на полях. Лето случилось високосным, и потому ничему не стоило удивляться.

И над ними горела красная звезда Хаттаба, и далекая Саудовская Аравия грузила золото. Это блеск металла сделал звезду красной. Его было много в этой стране шейхов, и, значит, чтобы победить, русским пришлось бы разделить золото на свое и чужое. И то, чужое, тусклое, изъять и переплавить на пули. Потому что убить оборотня можно только серебряной пулей, но в старинных книгах говорится, что и золотая пуля сгодится, только попасть нужно точно в сердце, а потому у стрелков должны быть твердые руки. А кровь у оборотня черная, и не надо бояться в ней запачкаться, потому что не надо ничего бояться на войне. Иначе не победишь.