Внутреннюю битву с хорошей Клодет и плохой Клавдией прервал сильный стук в дверь. Елизавета Андреевна вздрогнула, крикнула:
— Клодет, откройте, пожалуйста!
«Ага, как открыть незнамо кому, так Клодет, а как готовить на стол, так Юленька!», — но пошла на непрекращающийся нервический стук.
В прихожую, запустив клубы морозного пара, ввалились их мужья, неся что-то, завернутое в бараний тулуп. Клодет сначала не поняла, что там такое, но потом разглядела безвольно свисающие женские ноги. Откуда-то изнутри, из укутанной в драгунский башлык головы, доносился легкий стон. «Господи, это же они какую-то женщину притащили!» — подумала Клодет, еще не зная, как к этому факту относиться.
— Мама! Горячей воды! Быстро! — закричал Андрей, проталкиваясь в комнату прямо в сапогах, натоптал на коврики, на пол, бережно неся тулуп с грузом. — Клодет, снегу принеси с улицы. Да не в ладоши, в таз! Быстро!
Она решила устроить скандал потом, а пока ринулась на двор, стараясь выбрать, где почище. А вслед неслось:
— Юля, самовар! Быстро!
Роман и Андрей бережно уложили женщину на диван, развернули тулуп, стащили башлык. Клодет притащила таз со снегом, присела у дивана и стала растирать белые ступни, украдкой рассматривая незваную гостью. Вообще-то, если честно — хорошенькая. Была бы, если бы не страшные шрамы на верхней части груди, да уродливая вмятина на голове, убегающая под волосы. Совершенно без одежды, вся внутренняя сторона бедер покрыта ссадинами и кровоподтеками, разбита губа. В общем, мужья притащили какую-то голую крестьянку, видимо, подарок к Новому Году. Интересно только — кому?
Елизавета Андреевна внесла огромный таз, в который вылили два ведра теплой воды («Не горячей, мама, теплой, с нее же кожа сойдет!»). Усадили женщину, которая пока так и не пришла в себя, только стонала, Юля стояла со стаканом чая, потерянная какая-то, не знала, что делать. «Интересно, у меня такое же лицо?» — мельком подумала Клодет.
Первая суматоха прошла, все занялись делом. Елизавета Андреевна выгнала мужчин из комнаты («Не на что вам тут смотреть, обойдетесь!»), осторожно обмывала ссадины, Клодет ей помогала, а Юля все пыталась влить женщине ложечкой чай.
Наконец та подняла веки. «Ого! — подумала Клодет. — Вот это глазищи!» Серые, огромные, да и оказалось, что никакая это не женщина, совсем еще девушка, только сильно истерзанная.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Елизавета Андреевна.
Девушка помотала головой, мол, вроде ничего себе. А может и нет — не поймешь.
— Барышни, что же вы стоите? Принесите ей одежду какую-нибудь!
«Барышни» ринулись в свои комнаты, притащили белье, блузки, юбки, чулки, теплую шаль. Туфли ей подошли юлины — нога у гостьи была побольше, чем у Клодет.
— Молодые люди, — не предвещающим ничего хорошего голосом позвала Елизавета Андреевна. Вошли молодые люди во главе с Александром Михайловичем.
— А теперь потрудитесь объяснить, кто эта дама? — и Елизавета Андреевна повела рукой в сторону девушки, которая мелкими глотками пила теплый чай, расположившись с ногами на диване. В чай Александр Михайлович щедро плеснул заветной жидкости.
Андрей и Роман переглянулись. Потом Роман сделал шаг вперед, вытянул из нагрудного кармана френча небольшой мешочек и высыпал на стол горку прозрачных камешков. Клодет и Юлия переглянулись. Елизавета Андреевна охнула. Девушка на диване что-то простонала, сжалась, втянула голову.
— Это?… — Елизавета Андреевна вопросительно посмотрела на сына.
— Бриллианты, мама. Бриллианты царской семьи.
— Ты хочешь сказать, что это…
— Судя по всему, перед вами Ее Императорское Высочество Великая Княжна Мария Николаевна Романова, третья дочь Государя Императора Николая Александровича.
МОСКВА, ЛУБЯНКА, СЕНТЯБРЬ 1934
Как и договаривались, Кузин вызвал странную подследственную на допрос, выждав для пущей важности не пару дней, а целую неделю. Пусть посидит, подумает, сговорчивей будет. Ему было даже немного жалко эту Иванову-Васильеву, все же тюремная еда, знаете, не вершина кулинарного искусства, а передачи ей получать было, судя по всему, неоткуда. Но, с другой стороны, а что, сам Кузя в ресторанах питается? Нет, точно такую же баланду ест, можно сказать. Только ему ее не приносят прямо в камеру, а приходится совершенно добровольно идти в предприятие общественного питания. И передач ему не носят. Родители умерли, а сестра со своей семьей далеко. Так что он тоже и рад бы домашних котлет поесть, да вот нету.