Клод Гё

Прошло утро, Альбен не вернулся в мастерскую. Когда наступил час отдыха, Клод решил, что встретит Альбена на тюремном дворе. Но и во дворе Альбена не оказалось. Возвратились в мастерскую, Альбен так и не появился. Прошел день. Вечером, когда арестантов разводили по камерам, Клод всюду искал глазами Альбена, но его нигде не было видно. Вероятно, Клод очень страдал, потому что заговорил с тюремщиком, чего раньше никогда не делал.

– Уж не захворал ли Альбен? – спросил его Клод.

– Нет, – ответил тюремщик.

– Почему же он не вернулся? – продолжал Клод.

– Его перевели в другое отделение, – небрежно ответил сторож.

Свидетели, которые впоследствии давали на суде показания, говорили, что они заметили, как в этот миг дрогнула рука Клода, державшая зажженную свечу. Тем не менее он спокойно спросил:

– Кто дал этот приказ?

Тюремщик ответил.

– Господин Д.

Так звали старшего надзирателя мастерских.

Следующий день прошел так же, как и предыдущий, – без Альбена.

Вечером, после окончания работ, старший надзиратель мастерских г-н Д. делал свой ежедневный обход. Клод, еще издали заметив его, снял свой колпак из грубой шерсти и тщательно застегнул серую куртку – печальную одежду арестанта, ибо в тюрьме считается проявлением особого почтения к начальству, когда куртка арестанта аккуратно застегнута на все пуговицы, и встал с колпаком в руке около своей скамьи, поджидая прохода старшего надзирателя. Надзиратель прошел мимо.

– Господин старший надзиратель! – обратился к нему Клод.

Надзиратель остановился и слегка повернулся к Клоду.

– Господин старший надзиратель, – повторил Клод, – правда ли, что Альбена перевели в другое отделение?

– Да, – ответил тот.

– Сударь, – продолжал Клод, – я жить не могу без Альбена.

И прибавил:

– Вы же знаете, что мне нехватает моего пайка и что Альбен делился со мной хлебом.

– Это его дело, – сказал начальник.

– Неужели никак нельзя вернуть Альбена в нашу мастерскую?

– Невозможно. Так решено.

– Кем?

– Мною.

– Господин Д., для меня это вопрос жизни и смерти, и все зависит от вас.

– Я никогда не меняю своих решений.

– Сударь, разве я чем-нибудь провинился перед вами?

– Нет.

– Так почему же вы разлучаете нас с Альбеном? – спросил Клод.

– Потому… – ответил надзиратель.

И дав такое объяснение, он прошел дальше.

Клод опустил голову и ничего не возразил. Бедный лев в клетке, у которого отняли его друга – щенка!

Приходится все же сказать, что горе, причиненное этой разлукой, нисколько не уменьшило невероятного, пожалуй даже болезненного, аппетита арестанта. Впрочем, никаких видимых изменений в нем, казалось, не произошло. Ни с кем из товарищей он не говорил об Альбене. Только на прогулке шагал теперь один по тюремному двору и всегда был голоден. Больше ничего.

Однако те, кто хорошо знал его, замечали, как все мрачнее и тревожнее становилось выражение его лица. Впрочем, никогда он не был так кроток.

Многие предлагали делиться с ним своим пайком, но он с улыбкой отказывался.

Каждый вечер, с тех пор как он впервые объяснился с начальником, он позволял себе одну и ту же странную выходку, удивительную для такого серьезного человека.

Когда надзиратель в урочное время проходил, совершая свой обычный обход, мимо Клода, тот поднимал глаза и, пристально глядя на надзирателя, голосом полным тоски и гнева, в котором звучали одновременно и мольба и угроза, произносил следующие слова:

– Как же с Альбеном?

Начальник делал вид, будто ничего не слышит, или уходил, пожимая плечами.

Напрасно он пожимал плечами, так как для всех, кто видел эти странные сцены, было очевидно, что Клод Ге что-то задумал. Вся тюрьма с беспокойством ждала, чем же кончится борьба между упрямством и твердо принятым решением.

Однажды слышали, как Клод сказал надзирателю:

– Послушайте, сударь, верните моего товарища. Вы поступите благоразумно, уверяю вас. Заметьте, что я вас предупредил.

В другой раз, дело было в воскресенье, Клод просидел неподвижно, не меняя положения, несколько часов во дворе на камне, упершись локтями о колена и положит голову на руки. Один из арестантов, по имени Файет, подошел к нему и, смеясь, крикнул:

– Клод, какого чорта ты здесь делаешь?

Тогда Клод медленно повернулся к нему лицом и мрачно ответил:

– Выношу приговор.

Наконец вечером 25 октября 1831 года, в то время, когда старший надзиратель мастерских производил обход, Клод с треском раздавил ногой стекло от часов, найденное им утром в коридоре. Начальник спросил, что за шум,

– Пустяки, – сказал Клод, – это сделал я. Господин старший надзиратель, верните моего товарища.

– Невозможно, – ответил тот.

– Однако это необходимо, – тихо, но решительно заявил Клод и, глядя прямо в лицо начальнику, прибавил: – Подумайте хорошенько. Сегодня двадцать пятое октября. Даю вам срок до четвертого ноября.

Тюремный сторож обратил внимание г-на Д. на то, что Клод угрожает ему и что за это полагается карцер.

– Обойдемся без карцера, – с презрительной усмешкой возразил старший надзиратель, – с этим народом следует поступать по-хорошему.