Орудуя своим единственным веслом, Фрэнсис старался вести сампан прямо по течению. Когда их стремительно понесло вниз по реке, он вручил их души Богу. Отец Чисхолм уже ни о чем не беспокоился и не пытался понять, каким образом их судно еще цело в этом невидимом грохоте. Рев воды отуплял и ошеломлял его. Он не видел падений и взлетов сампана, но судорожно цеплялся за бесполезное весло. Временами ему казалось, что они падают в пустоту, словно дно их лодки проваливалось. Когда от стремительного удара замедлилось их движение, он оцепенело подумал, что уж теперь-то они должны пойти ко дну. Но они снова вынырнули, и кипящая вода ринулась на них, закружила и понесла. Каждый раз, когда ему казалось, что сейчас должно наступить избавление, снова рев воды надвигался спереди, захватывал и поглощал их. В узкой излучине реки беглецы с ошеломляющей силой ударились о скалистый берег, срывая низкие ветви с нависших над водой деревьев, затем подпрыгнули, завертелись, закружились, снова налетели на что-то… Его мозг, захваченный этим кружением, казалось, расплющивается, сотрясается и падает куда-то вниз… вниз… вниз… Тишина спокойной воды далеко впереди немного привела его в себя. Перед ним лежала слабая полоска рассвета, в которой вырисовывалась широкая поверхность ласковых идиллических вод. Он не мог представить себе, какое расстояние они прошли, хотя смутно догадывался, что они должны были проплыть много ли. Фрэнсис знал только то, что они достигли Хуанхэ и теперь спокойно плыли по ее лону к Байтаню. Он попытался пошевелиться, но не смог — слабость сковала его по рукам и ногам. Сломанная нога казалась ему тяжелее свинца, боль в разбитом лице походила на жестокую зубную боль. И все же невероятным усилием Фрэнсис повернулся и медленно подтянулся на руках вдоль лодки. Стало светлее. Джошуа согнулся дугой, его тело обмякло, но он был жив. Он спал. На дне сампана лежали рядом Фиске и его жена. Она рукой поддерживала его голову, а телом защищала его от воды, которая начерпалась в лодку. Женщина не спала и была спокойна и благоразумна. Глядя на нее, священник испытал громадное изумление. Она оказалась самой выносливой из всех. На его невысказанный вопрос ее глаза ответили чуть заметным отрицанием. Он мог видеть, что муж ее почти мертв. Фиске дышал короткими отрывистыми спазмами, а были перерывы, когда он не дышал вовсе.
Доктор непрерывно бормотал что-то, но глаза его, хоть и устремленные в одну точку, были открыты. И вдруг в них появился смутный неуверенный проблеск сознания. Тень какого-то движения прошла по его губам, всего лишь тень, почти ничего, но в этом ничто мелькнул намек на улыбку. Его бормотанье стало членораздельным.
— Вы не очень-то гордитесь… дорогой мой… вашей Анной… — он слегка задохнулся, — я подкупил ее, — его голос слабо затрепетал, в нем прозвучало какое-то подобие смеха, — пятидесятидолларовой бумажкой, которую я всегда носил в ботинке, — последовало недолгое молчание. — Но тем не менее, да благословит вас Бог, дорогой мой.
Теперь, когда последнее слово осталось за ним, Фиске казался счастливее. Он закрыл глаза. Когда взошло солнце и вдруг залило их светом, они увидели, что доктор мертв. Вернувшись на корму, отец Чисхолм наблюдал, как миссис Фиске складывала руки покойника. Испытывая головокружение, он посмотрел на свои руки. Тыльные стороны обоих запястий были покрыты какими-то странными выпуклыми красными пятнами. Когда Фрэнсис потрогал их, то почувствовал, что они перекатываются у него под кожей, как крупные дробинки. Он подумал, что во время сна его искусало какое-то насекомое.
Позднее сквозь поднимающийся утренний туман отец Чисхолм увидел в отдалении, вниз по реке плоскодонки рыбаков, которые ловили рыбу большими бакланами. Он закрыл воспаленные глаза.
А сампан в золотистой дымке плыл и плыл по течению, приближаясь к ним.
13
Шесть месяцев спустя, как-то днем, два новых священника-миссионера, отец Стивен Манси и отец Джером Крейг, сидя за кофе и сигаретами, серьезно обсуждали свои планы.
— Все должно быть сделано безупречно. Слава Богу, погода, кажется, хорошая.
— Да, погода установилась, — кивнул ему отец Джером. — Какое счастье, что у нас есть оркестр.
Они были молоды, полны жизни и обладали громадной верой в себя и в Бога.
Отец Манси, американский священник, получил медицинскую степень в Балтиморе. Из них двоих он был немного выше, прекрасный экземпляр человека шести футов ростом, но зато плечи отца Крейга обеспечили ему место в боксерской команде Холлиуэлла. Хотя Крейг был англичанином, но в его характере был приятный оттенок американской энергичности, так как он два года проучился на подготовительных курсах при колледже святого Михаила в Сан-Франциско. Здесь-то он и встретился с отцом Манси. Они оба инстинктивно потянулись друг к другу и скоро стали просто «Стивом» и «Джерри» друг для друга за исключением, конечно, тех случаев, когда внезапная вспышка чувства собственного достоинства побуждала их принимать более формальный тон: «Эй, Джерри, старина, вы сегодня днем будете играть в баскетбол?»