Приказчик Савва Толоконников раскладывал по полкам товары. Больше всего здесь было шерстяных одеял, топоров, железных ведер, бус и бисера. И табака было много, и чая предостаточно. Над окошком для памяти Толоконников повесил ценник на шкуры. На ценнике рукой правителя Баранова была приписка: «Колошам за шкуры платить в три раза дороже, чем прочим туземцам».
Александр Андреевич на свой страх и риск повысил цены. Торговля бостонцев и англичан с индейцами невольно породила конкуренцию, и Баранов повысил цены так, чтобы иностранцам покупать меха было невыгодно.
Для компании наценка была не слишком обременительна. Бобры, например, обменивались на китайском рынке в Кяхте на два ящика чая, а за десять котиков давали один ящик. При продаже в России один ящик чая давал чистой прибыли от ста пятидесяти до ста восьмидесяти рублей.
Компания не платила деньгами за шкуры, а выдавала нужные индейцам товары по «охотской» цене, с прибавкой за провоз из Охотска до колоний.
Последняя неделя прошла в переговорах. Три ситкинских вождя — Скаутлельт, Каухкан и Скаатагеч — не выходили из дома правителя Баранова.
Несколько дней разговоры велись о пустяках и до главного не доходило. Индейцы пили ром и крепкий, сладкий чай.
— Я пришел сюда жить, а не просто торговать, — сказал правитель, когда настал шестой день. — Я выполняю волю властелина, который поручил мне построить крепость на острове и склады для товаров. Мы будем торговать и помогать своим друзьям колошам против врагов. Я слышал, что купцы на иноземных кораблях причиняли людям зло, русские больше не позволят обижать вас. Поэтому я прошу вождей продать мне эту землю.
Лица вождей оставались совершенно неподвижными во время перевода барановских слов. Что думали в это время вожди? Вряд ли они могли предположить, что кто-нибудь приехавший из далеких земель за морями может войти в их жизнь, сложившуюся веками, и нарушить родовой порядок. Им нравился Баранов, гостеприимный старик с румяными щеками, призывавший к дружбе и обещавший защиту от коварных врагов. Они верили, что существует великий властелин, от имени которого он говорит.
— А ты не будешь крестить наш народ и отнимать у нас жен? — спросил вождь Каухкан, человек с короткой бородкой и с длинными волосами, завязанными на затылке в пучок. — Мы слышали, так делал русский жрец у северных людей. Он оставил у мужчины только одну жену, а остальных отдавал тем, у кого не было ни одной. Он говорил, что большой бог, там, на небе, запрещает держать много жен. А мужчины нашего племени любят жирную и обильную пищу, много жен и хорошую пляску. — И Каухкан уставился на Баранова черными, навыкате глазами.
— Я буду крестить только тех, кто попросит, — сердито ответил Александр Андреевич. — И считать жен не буду. — Его всегда разбирало зло, когда он вспоминал про поступок усердного миссионера.
— Ну, а рабы, оставишь нам рабов? — допытывался Каухкан.
Этот вопрос был сложнее. Компания запрещала рабовладение. Бывшие кадьякские невольники работали на компанейских промыслах и получали жалованье. Но Баранов понимал, что индейцы не отдадут без отчаянного сопротивления своих невольников. Колоши были рабовладельцами с давних времен, и от рабов зависело благосостояние индейской семьи. Без рабов не обходился ни один индеец. Они выполняли самые тяжелые и неприятные работы. Хозяин или воевал или ходил на промысел за морским зверем. Обладание рабами считалось почетным делом, и по количеству рабов судили о знатности и богатстве индейца. Раб никогда не ел вместе со своим господином. Индейцы бросали пищу своим рабам, как собакам. Иногда рабы ничего не ели по два-три дня. Рабы не имели своей собственности. Они не могли вступить в брак со свободными и женились только на рабынях, а рабыни могли быть женами рабов и только наложницами своего господина. Дети рабов были рабами. Раб был вещью, которую можно продать, подарить или уничтожить.
«Помещики, — думал Баранов, — настоящие помещики-крепостники. Но пока пусть будет все как было. Не мне, со слабыми силами, нарушать стародавние обычаи».
— Рабы останутся у прежних хозяев, — перестал колебаться правитель. — Даю слово.
— Хорошо сказал Баранов, — закивали головами вожди.
— Я хочу креститься, — неожиданно попросил Скаутлельт. — Ты окрестишь меня. Я слышал, у чугачей есть твои крестники.
— Подумай до завтра. Если и завтра ты захочешь стать христианином, я окрещу. Но помни: смыть крест я не могу, даже если ты попросишь об этом.
Баранов не очень был склонен к миссионерской деятельности. Но в данном случае он усматривал прямую выгоду.
— О-о! — воскликнул Скаутлельт. — Но я все равно согласен.
— Смыть крест сможет наш мудрый жрец, — вмешался Каухкан, — стоит лишь принести хорошую жертву.
Переговоры закончились подписанием документа о продаже индейцами острова Ситки русским. Это был второй договор, заключенный с вождями. Особенно покладистым был Скаутлельт. Он горячо уговаривал своих соплеменников продать землю.
— Сколько времени наш друг пробудет на острове? — спросил Скаутлельт. — Мы хотим, чтобы ты был подольше.