– Некоторых людей травмы ломают, – продолжила она. – А некоторые обрастают броней. Вот ты, Маккензи, и создала себе броню. Но как я говорила вчера вечером, она не всегда сможет защитить тебя от себя самой. – Она подалась вперед. – Я хочу кое-что сказать и хочу, чтобы ты выслушала очень внимательно, потому что это важно.
Она накрыла мою руку своей, и в меня проник ее шум, низкий, гудящий, равномерный, как гул мотора. Я не отстранилась.
– Это нормально, когда ты чувствуешь себя больной, разбитой, раздавленной, – произнесла она. – Когда тебе выпало тяжелое испытание, неважно какое, и ты при этом не позволяешь себе расслабиться, проявить свои чувства, ты только делаешь себе хуже. Наши проблемы рвут нас на части, если мы пытаемся игнорировать их. Они требуют внимания, потому что оно им необходимо. Как ты себя сейчас чувствуешь? В порядке?
Не успев подумать, я покачала головой. Даллас улыбнулась.
– Видишь? Нежели так трудно было это признать?
Она слегка пожала мою руку, я взглянула на ее пальцы и оцепенела. На ее безымянном пальце виднелся след от кольца.
– Развелась, – пояснила она, перехватив мой взгляд. – И уже боюсь, что след от кольца никогда не сойдет.
Она убрала руку и потерла пятнышко на пальце. Я с силой вдохнула и напомнила себе, что обычные люди тоже носят кольца и тоже их снимают. Кроме того, она ходила с закатанными рукавами, а никаких отметин Отряда на ее предплечье не было. Даллас поднялась со стула.
– Я собираюсь отпустить тебя, но при условии, что ты будешь посещать школьного психолога в Гайд Скул. Сделаешь это для меня?
Вызов Агаты буквально прожигал дыру у меня в кармане.
– Да, – торопливо пообещала я. – Хорошо, отлично.
– Вы уверены, что так будет правильно? – спросила мама, когда Даллас рассказала ей новости. – Я имею в виду, она пыталась…
– Не хочу показаться грубой, мэм, – оборвала ее Даллас, – но если бы она хотела убить себя, она бы перерезала вены. Здесь же просто продольный порез.
Мама выглядела испуганной. Я едва не улыбнулась. Да уж, Даллас определенно не Коллин.
Медсестра перевязала мне левую руку, и я переоделась в школьную рубашку, натянув рукав поверх бинтов. Порезы на правой ладони скрыть не получится, но это могло сработать мне на руку. Поможет ввести остальных в заблуждение. Отчаяние, охватившее меня прошлой ночью, когда я размышляла о своей нелегкой участи и жалела себя, испарилось. И сейчас я была твердо настроена выстоять и узнать, кто меня подставляет. «Оуэн еще не победил», – сказала я себе, но тут же напомнила, что это не он порезал мне руку. Это сделала я сама. Может, мне стоит перестать отрицать, что я разбита и сломлена, и попытаться собрать обломки воедино.
Даллас, прощаясь, помахала мне рукой и посоветовала ослабить броню. Медсестра, которая обрабатывала порез и накладывала повязку, явно удивилась тому, что Даллас отпустила меня, но вопросов задавать не стала, лишь проинструктировала, как промывать рану, а также порекомендовала родителям следить за мной и давать побольше отдыха. Она наклонилась к маме и сказала, что, по ее мнению, я вообще не сплю. Она говорила шепотом, но достаточно громко, так что я услышала. Великолепно.
Ни в больнице, ни на парковке Эрика и Сако я не увидела. Однако с горечью поняла, что кроме них я все равно никого бы не узнала. Известно, что кто-то из Отряда открывает двери в бездну, но кто именно – я не знаю. Служители Архива держатся обособленно. Каждая пара – как остров. И я понятия не имела, сколько таких пар работает в моей ветке, не говоря уж об их именах и лицах.
– Пойдем, Мак, – позвал папа, и я спохватилась, что стою на тротуаре и просто смотрю перед собой.
Пока мы ехали домой, я снова почувствовала царапанье в кармане. Однако проверить свой листок мне удалось, лишь когда мы вернулись в Коронадо. Это был повторный вызов, только на этот раз буквы казались темнее, будто кто-то с силой давил на перо, пока писал их. Двери закрывать мне не разрешили, как и ходить в ванную без сопровождения, так что о том, чтобы сбежать в Архив, где меня ждал старый добрый допрос, не могло быть и речи. Я даже не могла прикрыться школой, поскольку сегодня была суббота. Когда я попросила позволения выйти подышать свежим воздухом, мама посмотрела на меня так, будто я сошла с ума. Наверное, я действительно спятила. Но после того, как я битый час тщетно пыталась сделать домашнюю работу, хоть в квартире и стояла гнетущая тишина, у меня лопнуло терпение. Я не выдержала и написала Уэсли.
Мама без остановки расхаживала взад и вперед, и папа наконец не выдержал и отправил ее снимать стресс в кафе. Через пять минут в дверь постучали. На пороге стоял Уэсли с пакетом печенья и книгой. Причем в своем летнем образе: в черных джинсах, с подведенными глазами и волосами торчком. Впервые за несколько недель. Дверь открыл папа, и я видела, как его одолевают противоречивые желания. С одной стороны, он должен был заявить: «Никаких гостей!». С другой, ему хотелось сказать: «Привет, Уэс!». В конце концов он пробормотал:
– Уэсли, не уверен, что сейчас подходящее время…