Ключи от Стамбула

Добившись смены Сервер-паши, Лайярд упрочил своё положение и с удвоенной энергией повёл атаку на русско-турецкие переговоры, стараясь затянуть и, по возможности, сорвать их, но Игнатьев успел к тому времени сообщить канцлеру, что Савфет-паша подписал редакцию всего того, что касалось Болгарского княжества. Итак, седьмого февраля, в понедельник, первый и главный вопрос был решён. Болгары получали автономию. Подписал Савфет-паша и уступку Карса, Баязета и Батума, равно, как и условия, определяющие границы Черногории, чтобы на следующий день отказаться от всего этого.

— Объясните причину, — потребовал Николай Павлович, чувствуя, что оказывается в дурацком положении после отправленной им телеграммы Горчакову.

— Пожалуйста, — развязно ответил Савфет, верный заветам восточной дипломатии: согласиться и тут же отвергнуть, — вчера я был утомлён шестичасовым заседанием до потери сознания, а сегодня очувствовался и передумал. — Он снова не скрывал своей ухмылки. Точно также он мог подписать мир, а затем от него отказаться. Что делать? Возобновлять войну? Но тогда вмешаются и Англия, и Австрия, тем более, что броненосный флот её величества ждёт, не дождётся командного возгласа: — К бою!

Что будет дальше, одному Богу известно.

«Хорош клинок, да рукояти нет», — критически осмыслил положение русского войска Игнатьев.

Чтобы затянуть переговоры, султан отправил Намыка-пашу своим послом к Александру II.

— Намыка надо задержать в Одессе! — сказал Игнатьев великому князю и посоветовал дать телеграмму царю, чтоб он не принимал турецкого посла.

Ему, как никому, было понятно, что Порта заручилась поддержкой Британии. А наша армия, оторванная от тыловых частей, оказалась в тяжелейшем положении. Она была похожа на увечного солдата, в чьих заскорузлых от крови бинтах нахально шевелилась вошь.

Страшное дело!

Александр II экстренно телеграфировал султану: «Как только Савфет-паша окончит переговоры с графом Игнатьевым на принятых вашим величеством ещё до заключения перемирия основаниях и по утверждении результата этих переговоров санкциею вашего величества — от вас будет зависеть отправить ко мне, через Одессу, особого посла. До тех пор оно было бы бесцельно. Что касается до временного вступления в Константинополь части моих войск, то оно не может быть ни отменено, ни отсрочено, в виду того, что английская эскадра осталась в Мраморном море, а не удалилась за Дарданеллы. Я одобряю соглашение, предложенное моим братом по этому вопросу».

Великий князь заявил Савфету-паше, что он воспринимает смену Сервера-паши, как личное оскорбление.

— И знайте, — предупредил он турецкого уполномоченного, — я одиннадцатого февраля иду на Чаталджу, а оттуда — в Царьград. От вашего правительства зависит, как принять меня. Я иду без намерения начинать военные действия и сам стрелять не буду. Но если ваши начнут, то будем драться. Я решил.

— Наши стрелять не станут! — в страхе воскликнул турок. — Уверяю!

— Я вас ловлю на слове, — грозно произнёс великий князь. На старика Савфета жалко было смотреть. После этого нешуточного разговора он весь день слал телеграммы в Стамбул, а десятого февраля от Михаила Константиновича Ону пришла короткая шифровка: «Порта согласилась. Сан-Стефано вполне готово к приёму Вашего Высочества».

Глава XXXI

Трёхэтажный дом местного богача Дадиани, приготовленный для великого князя, был великолепен. Меблирован роскошно. По стенам его комнат висели картины Айвазовского и фотографии братьев Абдулла, личных художников султана. Замечательным было и то, что просторный особняк находился недалеко от станции.

Вдали на горизонте виднелся малоазиатский берег и три горы с белеющими на них домиками — Принцевы острова.

Великий князь был снова очарован Сан-Стефано. Зелень. Солнце. Голубая даль. Все сразу позабыли, что зима.

— А море-то какое, гляньте: от солнца не видать воды!

На набережной, как и на улицах, столпотворение. Играл оркестр. Звучала музыка. Всем было любопытно посмотреть на русских. У пристани одни пароходики тотчас сменялись другими. Из Константинополя в поисках денег и особых впечатлений валом валили фотографы, заклинатели змей и содержанки экстра-класса с международной репутацией неотразимых жриц любви. До слуха доносилась вкрадчивая речь старых евреек, содержательниц грязных шалманов, голоса продавцов египетской посуды и дамасских сабель, местных нищих, босяков и попрошаек, горделивых греков в подвёрнутых штанах с голыми икрами, и кандальный звон цепей, на которых цыгане водили облезлых медведей. Здесь же крутились воришки. Даже турки, с горем пополам изъяснявшиеся по-французски, робко подходили к нашим офицерам, представлялись и знакомились. Сдержанно хвалили их за мужество и восхищались красотой экипировки. Русским военным было запрещено ездить в форме в Константинополь, и многие обзавелись цивильным платьем.