Ключи от Стамбула

– Хотя Христос нам говорит о временах последних, но никак не новых, – чутко заметил Игнатьев, хорошо знавший тексты всех четырёх Евангелий.

– Что касается меня, – продолжил свою мысль Виктор Антонович, – то я искренно считаю, что эти, так называемые, «просветители» человечества являются по сути дела самыми оголтелыми помрачителями общественного сознания. Истинными мракобесами. Они бесстыдно именуют себя носителями «новых» идей, ничуть не заботясь и зачастую ниспровергая своей надменной, безудержно-настырной деятельностью идеи вечные – идеи мира, добра и любви, смирения и покаяния, без которых нет спасения души. – Он спрятал губы под усы, собрался с мыслями и вновь заговорил – жёстко и прямо. – Можно и должно бороться за свободу нации, но бороться за права человека, это, по-моему, глупость или заведомая подлость. Разложение общества.

– Леонтьев тоже так считает, – сказал Николай Павлович и медленно прошёлся от стола к окну.

На улице шёл мокрый снег, лепился к стёклам, оседал на шляпах и зонтах прохожих. Вдоль Большой Перской улицы, отталкивая от себя синие сумерки, жёлтым светом загорались фонари. А в остальном всё было, как всегда. Катились экипажи, стучали копыта, с грохотом и скрипом протащилась сельская арба. Принюхиваясь к мостовой и огибая лужи, куда-то понуро бежала дворняга.

Отходя от окна, он поинтересовался розысками франко-армянского Протокола.

– Мне удалось кое-что сделать, но этого пока что не достаточно, чтоб в сердце всколыхнулась радость, – ответил Франкини и смущённо улыбнулся. Похоже, он и сам был изумлён своей высокопарностью: ведь не коронованная особа стояла перед ним, не султан и не великий везир, а молодой русский посол, свой брат разведчик.

Игнатьев понимающе кивнул: в таком серьёзном деле, как поиск таинственного Протокола, излишняя спешка лишь навредит. Полковник Франкини, благодаря хорошему военному образованию, феноменальной памяти на лица и события, исключительной находчивости и виртуозной изобретательности в делах вербовки, выказывал себя отличным профессионалом. Он был способен выполнить труднейшее задание, не говоря уже о том, что прекрасно разбирался в самых сложных политических коллизиях и, приступая к новой операции, блестяще разрабатывал свои хитроумные планы. Про таких обычно говорят: «Из маслобойки гармонь сделает».

– Ладно, – сказал Николай Павлович, – с Протоколом дело не горит. Всё равно я сейчас другим занят: турецкое правительство затеяло переговоры по устроению новой Румынии, и я намерен участвовать в них самым решительным образом.

– На стороне султана? – догадался атташе, хорошо помнивший слова Игнатьева: «Без благосклонности Абдул-Азиса нам проливов не видать».

– Против Габсбургов и лондонского кабинета, – пошевелил локтями Николай Павлович, смешно изобразив ковёрного борца. – Мне предстоит серьёзнейшая схватка с лордом Литтоном.

Он вновь прошёлся от стола к окну, отметил, что один фонарь погас, а на других скопились шапки снега, и, возвращаясь назад, вновь заговорил о беспокоивших его переговорах. – Дебаты по Румынии предстоят жаркие! Намного жарче тех, которые мне уже приходилось вести с лордом Литтоном и в которых по сей день мне приходится участвовать.

– По критскому вопросу?

– Да.

– Я слышал, греков судят по Корану, – сочувственно сказал Франкини. – Православных греков по законам мусульман.

– В том-то и дело! – гневно воскликнул Игнатьев. – Это ли не попрание здравого смысла и гражданских прав турецких подданных? Я не намерен поощрять британцев в их двуличии и подстрекательстве! Захваченных с оружием в руках повстанцев турки заковывают в цепи и безжалостно казнят. Христианки в гаремах от страха трясутся. Здание и двор нашего консульства в Кандии забиты теми, кому некуда бежать.

– А что французы? – соболезнующим тоном полюбопытствовал Виктор Антонович.

– Уклонились от защиты христиан, – с презрением сказал Николай Павлович. – Заперли ворота консульства – и здрасьте! Моя твоя не понимай.

– Постучала сирота во царёвы ворота, – подхватил Виктор Антонович. – А в Кандии я был: городок старый. Улочки тесные, узкие. Случись резня – тут все и лягут.

– Ситуация скверная! – заключил Игнатьев. – Турок глуп и дик: от вида крови свирепеет. Но кто его всё время подбивает на резню? Британцы и французы! – Он значительно повысил голос, не вполне справляясь с возмущением. Карие глаза его сердито потемнели.

Видя его взвинченное состояние, Виктор Антонович решил увести разговор в сторону, в область старинных и загадочных преданий, тем или иным образом связанных с тайнами российского престола, которые можно нанизывать на нить любой беседы, словно бусы. – Николай Павлович, а вы слышали что-нибудь о легендарном «Отречении» Анны Петровны?

Глава XV

Игнатьев тотчас перестал ходить по кабинету и посмотрел на своего атташе с самым недоумённым видом: уж больно резкой была смена столь горячо обсуждаемой и близко к сердцу принятой им темы.