Ключи от Стамбула

– Я не привык сидеть на краешке стола да ещё на кончике стула, в самом углу, откуда выбраться нет никакой возможности, когда паршивый лягушатник поносит мою Родину. Я опрокину стол и дам ему по роже!

– Не волнуйтесь, Константин Николаевич, – радуясь такой его позиции, с улыбкой произнёс Игнатьев. – Я целиком на вашей стороне. Мне нравится ваша решимость бить недругов по мордасам. Нельзя допустить, чтобы русская дипломатия утратила чувство самоидентичности. Наши западные коллеги, впрочем, как и все недружественные нам политики Европы, должны быть приучены к тому, что в глазах у русских патриотов они никогда не прочтут свойственные им наглость и робость, но зато им всегда придётся натыкаться на прямой ответный взгляд, который будет заставлять их опускать глаза! Ведь в этом взгляде будет мужество, решимость биться до конца и воля к сокрушительной победе! – Его лицо порозовело, а глаза горели от безудержной отваги, точно он бросал противнику перчатку, вызывая того на дуэль, или же сам – бесстрашно! – принимал смертельный вызов. Он был поистине хорош в эту минуту. – А посему запомните: мы своих не выдаём. Вы у меня главный претендент на первое вакантное место консула. Пока оставайтесь в Адрианополе, а затем я подумаю, куда вас откомандировать. Вероятнее всего, в Тульчу.

– Сочту за честь быть полезным Отечеству.

Леонтьев с чувством пожал руку и надолго замолчал, словно выражал тем самым искреннюю благодарность.

Николай Павлович сразу же отметил про себя, что другой на его месте сказал бы несколько иначе: «…быть полезным вам» или «вашему превосходительству», а Леонтьев вот как произнёс: «Отечеству»! – и это лучше всяких слов характеризовало его как истинного патриота.

Игнатьеву очень понравился такой ответ, и он попросил новоявленного консула поделиться своим видением турецкого общества.

– В особенности интересно умонастроение болгар.

Леонтьев долго смотрел в пол, затем поднял глаза. Красивые глаза мечтательного человека.

– Как флорентийская уния стала причиной гибели Византии, так и греко-католическая столкнёт болгар в пропасть истории. Живя в Андрианополе, общаясь с тамошним народом, я довольно скоро понял, что определённой части болгар, поражённой тлёй католицизма, а она не так уж и мала, очень претит стремление православной России опекать их соплеменников, как в настоящем, так и в будущем. Эта часть всячески нападает на сторонников нашего влияния, используя любой удобный случай для охаивания государственного устройства российской империи и лично императора.

– Что заставляет болгар принимать униатство?

– Крайняя бедность. Почти нищета.

– Трудно найти работу? – предположил Игнатьев, чьи щёки всё ещё пылали.

– Православным – да, – сказал Леонтьев. – Чтобы придерживаться своих религиозных взглядов, их надо, прежде всего, иметь; равно как необходимо обладать определённым мужеством и, если хотите, смелостью в отстаивании своей точки зрения. Среди известных мне болгар таких людей не густо.

– Как вы думаете, отчего?

– А тут и думать нечего, – без всяких уловок ответил он. – Болгары, находясь под многолетним игом, исчисляемым веками, привыкли лгать и лицемерить так, что за них частенько становится стыдно.

– А что греки?

– Они держатся за счёт своих святых. Но католичество и их берёт за горло.

– В какой форме?

– Играет на их сребролюбии.

– Они настолько любят деньги, что поддаются чужому влиянию? – Николай Павлович был рад, что затеял беседу. Его визави отвечал умно, предельно честно, говорил, что думал, без досадных недомолвок и заячьих скидок в ту или иную сторону. – Все те греки, с которыми я вынужден был иметь дело по своей консульской занятости, – после секундной запинки ответил Леонтьев, – были попросту скучны. Они скучны своим упрямым стремлением первенствовать. В каждом из них Вавилонская башня гордыни. Я не скажу, что они болтуны, пустобрёхи. Люди они хваткие, бесспорно. Купцы, банкиры, адвокаты; доктора, учительствующий клан. В греческой среде уйма судейских, способных укатать в тюрьму даже покойника за громогласное хуление султана.

– Одним словом, – разулыбался Игнатьев, которому понравилась остроумная красочность фразы, – легче печной дым примять коленом и затолкать в трубу, чем перехитрить их шайку-лейку.

– Они действительно хитры как иудеи.

– А как они между собой живут? – Спросил Игнатьев. – Греки и болгары?

– Плохо, – ни секунды не колеблясь, ответил Леонтьев. – У болгар свои обиды, у греков свои. Вековечные.

– Значит, союз их невозможен?

– Никогда.

– Ни под каким политическим соусом?

– Нет.

– Как вы думаете, отчего?

– Я много размышлял на эту тему. Должно быть, дело в том, что греки самоё цивилизация, вы понимаете, о чём я говорю, а современные болгары, как вы к ним не относитесь, это всего лишь племя. А так, в политическом смысле, богатые и умные болгары мечтают об одном: они хотели бы войти в состав России с губернским административным устройством Болгарии: Тырновская губерния, Софийская, Варнинская.