Примерно через час я услышал мелодичный сигнал, Алина быстро пошла и открыла дверь. Оказалось, что принесли постель, ее доставили два добродушных молодых человека в яркой и очень пестрой одежде. Пожелав нам доброго дня, они ушли.
Любопытно, но толстый, мягкий и очень легкий матрац точно соответствовал габаритам моей кровати. Я пришел к выводу, что умная машина сама вычислила, что именно мне нужно.
— А всю мелочь потом выберешь сам, — сказала Алина. К этому времени мы уже часа два находились одни, Альварос ушел к Иву. — У них тут столько всего — ходишь и берешь, что надо. И ни за что не платишь! — Похоже, именно это нравилось Алине больше всего.
— Коммунизм, — пробормотал я, уже слегка одурев от избытка впечатлений. — А говорили, что из этого ничего не получится.
Алина быстро взглянула на меня. Хотела что- то спросить, но передумала и лишь пожала плечами.
— Сейчас Альво придет, и пойдем обедать. Отдыхай пока, а я пойду у себя приберусь, — улыбнувшись, девушка вышла из комнаты.
Признаться, я и в самом деле устал, а потому вышел на балкон, при этом дверь передо мной гостеприимно распахнулась.
Балкон больше походил на цветущую поляну, его пересекали несколько узких дорожек, позволяя пройти едва ли не в любую часть этого дивного уголка. Мимо меня, в нескольких десятках метров, почти бесшумно скользили летуны, их нескончаемые вереницы мало-помалу стали для меня неотъемлемой частью пейзажа. Площадь Цветов отсюда видно не было, балкон выходил на другую сторону дома. Впрочем, с этой стороны тоже открывался очень неплохой вид, все выглядело на редкость красиво. Это только у нас есть парадная сторона домов, лицевая — и обратная, до которой обычно ни у кого не доходят руки. У сваргов, судя по всему, на все хватало и времени, и средств.
Меня удивило, что у балкона отсутствует какое- либо ограждение: так ведь и вниз можно свалиться, и лететь тогда придется довольно долго. Ладно, взрослые люди не свалятся, а как же дети?
Я медленно подошел к краю цветочной поляны и получил ответ на свой вопрос. Упасть оказалось невозможно: у самого края поляны я ощутил легкое сопротивление, что-то невидимое мягко тянуло меня назад. Или не пускало вперед. Чем ближе я подходил к краю, тем сильнее становилась эта сила. Сначала я решил, что это некое силовое поле, но потом сообразил, что здесь просто какие-то трюки с гравитацией. Хотя легко сказать — просто трюки... Чем больше я познавал окружающий меня мир, тем лучше сознавал нашу земную ущербность, наше огромное отставание. Еще бы, нам некогда делать все это или думать над тем, как все это можно осуществить: мы все воюем, ссоримся, не можем жить мирно и счастливо. Тратим огромные деньги на оружие, а не на благоустройство нашего мира. Сварги оказались гораздо умнее нас...
Я вернулся в комнату, лег на кровать и закрыл глаза. Выходит, мне суждено теперь жить в этом мире. Вроде бы должен от счастья прыгать, только почему же нет его, счастья этого? И почему так нестерпимо хочется домой? Туда, к нашей серости и убогости, к нашим проблемам и заботам. Может, потому, что там мой дом, мои друзья? Мой мир, наконец? Сколько я здесь пробыл — три часа, четыре? Не больше, во всяком случае. И уже чувствую себя здесь чужим. Привыкну? Да, наверное, человек ко всему привыкает. Только все равно в душе вечно будет сидеть тоска по дому. Тоска по нашим рекам, по тайге, по простой задушевной беседе с друзьями. По Андрею со всей его живностью — ведь не увижу я его уже никогда. Да, грязь у нас, и живем небогато, чудес всех этих нет, а мерзости разной, наоборот, в избытке. Но все равно у нас хорошо...
Наверное, только сейчас, ощутив щемящую тоску по дому, я осознал всю глубину падения иммигрантов. Хорошо, пусть не падения, не знаю даже, как описать свои чувства. Уехали они, живут в других странах — сытые, обеспеченные. Дома имеют, машины хорошие. Да, телу хорошо, комфортно. А душе? Душу-то куда деть — ведь болит она, страдает. И тянет ее из сытой Америки или еще откуда домой — туда, в серость и убогость, к нашим колдобинам на дорогах и вечной нехватке денег. А почему тянет? Да потому что дом ее там, туда душа стремится. И как ни прикармливай ее на чужбине, тяжко ей там.
Кажется, я задремал, так как проснулся только от деликатного покашливания. Вскинул голову — и увидел Ива. Чуть позади него, сложив на груди руки, стоял Альварос.