— Это, дядька Макс, специальная световая система, — влез Петька. — В длинных трубках находятся лампы разного цвета. Квадратом. По краям — красные, ближе к центру — желтые, совсем внутри — зеленые. У вертолета внизу поставили камеру с датчиками и монитор дополнительный. Благодаря трубам сверху видно только те лампочки, над которыми находишься строго вертикально, а не под углом, и пилот понимает, красные — плохо, желтые — лучше, зеленые — можно садиться.
— Прям авианосец.
— Ага…
Меж тем, звук двигателя нарастал. Знакомый красный Робинсон завис над шахтой и на опорах включили дополнительные прожектора. В провал, раскручиваясь, змеями скользнули два троса и две фигуры в камуфляже плавно спустились на мрамор платформы. Едва они отбежали, вертолет начал снижение. «Машина светового наведения» выскочила из под брюха вертолета едва ли не в последний момент, и прожектора мгновенно переключились с горловины шахты на место контакта с платформой. Проделано все было настолько виртуозно, что я проникся глобальным восхищением как к мастерству пилота, так и к организаторским способностям руководства подземного авианосца. Робинсон коснулся платформы, и вихрь, поднятый его винтом, начал стихать. Едва замерли лопасти винта, толпа народу откатила «вертушку» в сторону и начала ее погрузку на платформу. Когда из нее успел вылезти пилот (уже знакомый мне Митрич), я не заметил. Он как-то сразу — раз! — и оказался среди толпы. С какой-то незнакомой мне барышней, к слову… Загруженный вертолет катил на платформе под защиту сводчатого потолка тоннеля, а за ним уже сдвинулись опоры, закрывающие горловину, и на станции включилось привычное освещение.
Все как-то разом расслабились. Ну, в известной степени. Я покрутил головой и засек Хамстера с Проказой, идущих к гостям. Я не спешил. Во-первых, «камуфлированным» (а это были, несомненно, представители АРГУСа) по всякому нужно было переговорить со мной, ибо я — единственный, кто разглядел пусковую вражескую «хрень», (Валера ее видел мельком). А, во-вторых, понаблюдать за контактом Валеры с «Аргусятами» лучше со стороны и издали. К гостям подходили разные люди, здоровались, пожимали руки, поздравляли с прибытием. Но, на мой взгляд, наиболее охотно они общались с Валерием и Петькой. Даже если тараторил Проказа, они все равно поглядывали на Хамстера. Хотя в объятия друг к другу не бросались и воплей в духе «А помнишь, как мы вместе служили в Аненербе!?» я тоже не наблюдал. Но мысленно фуражка энкеведешника уже была мною нахлобучена — и, похоже, пускала корни мне в голову, заставляя выискивать промахи врага. Ну, может не совсем врага, а, скорее, любителей таскать каштаны из огня моими простреленными конечностями.
Подошел Митрич со своей спутницей. Оказалась она травматологом-ортопедом и планировала работать в местном госпитале, на что ею было получено согласие от местного руководства. Звали ее Марией, лет ей было тридцать два, к тому же была она прелестна, свободна и мила в обхождении. Я пообещал ей нанести визит в госпитале, когда она устроится, сославшись на «недуг в ноге» и опасаясь за подорванное в боях здоровье. Она, судя по всему, отнеслась к «угрозе» как к намечающемуся флирту. Я же был не против, но кроме этого надеялся узнать от нее об «Аргусах». Они вместе готовились к вылету, значит, стало быть, какое-то время провели вместе. Они могли что-нибудь ляпнуть, а она запомнить…
Митрич был благодушен — в свойственной ему манере потребовал «наркомовские» сто грамм с закуской. Я горестно посетовал на проклятые антибиотики и предложил подойти к Валере с гостями. Ибо — «У них должно быть».
— Да они вон, и сами к нам идут, — сказал Митрич. — И, по всем правилам самурайским, должны проставиться.
Глава 47
Встреча, почти на Эльбе (Макс)
Гости были колоритны и обильно камуфлированы. Хотя по моим представлениям лютые спецназовцы должны быть как минимум вдвое выше и рельефнее, но они (мои представления) основывались сугубо на голливудских боевиках. А логика подсказывала, что чем меньше туловище, тем дольше оно остается целым в бою, хотя и не должно быть минимизировано до состояния восьмилетнего ребенка. Надо ж и пользу всякую тащить на себе! Так вот, гости были невелики собой и не сильно огромны в размерах. Так, метр семьдесят примерно. Лет под сорок. Жилистые, небритые, загорелые. Первый (позывной «Дон») имел маловыразительное лицо и нехороший такой взгляд, оценивающий и прицеливающийся одновременно. Такой вроде и смотрит сквозь тебя, и ощупывает сразу. Второй (некто Шиберман) был примечательнее: русоволосый и синеглазый обаятельный крепыш с плаката «Крепкая семья — опора партии». Но стоило ему заговорить, как Шиберман вставал на свое место. И дело даже не в еврейском акценте и постановке фраз, а в обнажении сути, каких-то струн души. Словно все менялы, ювелиры и стоматологи Израиля вселились в этого персонажа. Иерусалим наш!