— Мои родители чертовски хорошо поработали надо мной, не так ли? — спросил он с горечью в голосе. — Они здорово сокрушили меня. Они приучили меня думать о любви, как о чем-то предательском, за чем всегда следует боль — ужасная, неожиданная, калечащая боль. — Он отвернулся от окна и посмотрел ей в лицо. — Я знаю, почему так чувствую. Я знаю, почему так боюсь любить тебя. Я напуган до смерти, потому что внутри меня сидит червь, постоянно нашептывающий мне, что любовь значит боль, что любовь и агония — синонимы. Этот червь — единственное наследство, которое оставили мне мои родители. Я все это понял. Я сам себе психоаналитик. Я веду себя неразумно, но ничего не могу поделать. Я пытаюсь. Видит Бог, пытаюсь, Джоанна, но на это требуется время.
Она подошла к нему, взяла его руку в свои и прижала его пальцы к своим губам.
Он притянул ее к себе. Они целовались, но даже и наполовину не так страстно, как прежде.
Он был терпелив с ней. Теперь она должна быть терпелива с ним.
Несмотря ни на что, она твердо настроилась, что разделяющая их завеса будет убрана еще до утра, когда их самолет улетит в Лондон. Очертя голову, они ввязались в опасное столкновение с опасными людьми в опасные времена. Интуитивно Джоанна знала, что им легче будет спастись, если они будут связаны вместе душой и телом, вместе — в любом смысле этого слова. Джоанна была уверена, что безопаснее всего им будет, если они смогут действовать как единый организм. Любовь сильнее, чем ненависть и оружие, чем все правительства мира. Она была убеждена, что любовь — это сила, которая может сдвинуть горы. Возможно, это убеждение было глупым, возможно, оно было результатом ее долго сдерживаемого, полного тихого отчаяния желания любви, от которой до сегодняшнего дня она отказывалась, и, возможно, она преувеличивала важность такой абстрактной идеи в современном мире, который вкладывал свою веру только в конкретное. Но она была убеждена как никогда. Как любовники, сплетшиеся физически, они обнаружат свою силу более чем удвоенной, и она будет возрастать в геометрической прогрессии в сотни и даже в тысячи раз. Она знала и, как самый убежденный миссионер, не позволила бы никакому аргументу или свидетельству поколебать свою убежденность, что у них будет намного больше мужества и везения, если они будут думать, работать и мечтать как один организм. В грядущие дни любовь будет их источником силы и поэтому вопросом выживания.
— Как насчет суши на обед? — спросила Джоанна.
— Звучит хорошо.
— В "Озасе"?
— Ты знаешь Токио лучше, чем я. Куда скажешь.
Еще она чувствовала, что Алекс боролся, стараясь выбраться из того эмоционального корсета, в который он был заключен своими родителями, и что ему осталось развязать не так уж много завязок, и он будет свободен, а она должна была заботливо помочь ему.
Сегодня вечером.
Это должно случиться сегодня вечером.
Все началось с раннего обеда.
Декабрьский вечер был холодным, но в ресторане было тепло. И Алекс, не сводивший глаз с Джоанны, тоже излучал тепло. Сегодня ее волосы казались самого роскошного золотого оттенка, ее глаза были синее, а лицо еще красивее, чем всегда. На ней был одет облегающий зеленый вязаный костюм и белый свитер. И каждое движение — неважно, ходила она, стояла или сидела, — казалось, было рассчитано на то, чтобы представить в лучшем свете полный изгиб ее груди, узость ее талии или гладкую округлость бедер на его рассмотрение.
Джоанна выглядела прохладной, спокойной и величественной.
Ресторанчик назывался "Озаса" и находился в районе Гинза, прямо за углом от Центральной биржи гейш. Он располагался на верхнем этаже, тесный и шумный, но один из лучших, где подают суши. Один из лучших в Японии. Вдоль всего местечка тянулась чисто выскобленная деревянная стойка, за которой находились повара, одетые во все белое, и только их руки были красные от постоянной работы с водой. Когда Алекс и Джоанна вошли, повара закричали традиционное приветствие: "Irasshai!"
Комната омывалась поистине чудесными запахами: омлет, шипящий в растительном масле, соевый соус, различные горчичные соусы, приправленный уксусом рис, хрен, грибы, приготовленные в особом ароматном бульоне, и многое-многое другое. Но там не было ни малейшего запаха рыбы, несмотря на то, что несколько видов рыб использовались в качестве основного ингредиента в дежурном блюде этого заведения. Дары моря, более свежие, чем в "Озасе", были только те, что еще плавали в глубинах.
Одного из поваров Джоанна знала еще с тех времен, когда была певицей в Токио. Его звали Тошио. Она представила Алекса, и поклонам с обеих сторон не было конца.
Они сели к стойке, и Тошио поставил перед ними две большие чашки с чаем. Каждый из них получил ошибори, которыми они вытирали руки во время выбора рыбы, заполнявшей длинный стеклянный холодильник за стойкой.