Ключи к декабрю

Он сделал маленький глоток, но кофе был слишком горячий. Дин уже жалел о том, что пришел.

Внезапно он почувствовал себя совсем одиноким и чужим среди блеска ламп и металла, будто он приплелся из прошлого и занял место, предназначенное для настоящего.

Он почти никогда не появлялся в деловом районе, и, наверное, поэтому у него родилось такое чувство. Еще того реже появлялся он здесь вечером; впрочем, некогда он тут бывал.

Дин улыбнулся, вспомнив, как они когда-то собирались и болтали в кружках о всякой всячине, не придавая этому особого значения.

Но теперь все кончено. Его товарищей больше нет.

Одни умерли, другие уехали, и мало кто еще способен на рискованный шаг.

Так он сидел в раздумье, понимая, что расчувствовался, но не придавая этому значения; он слишком устал и ослаб, чтобы перебороть себя.

Чья-то рука коснулась его плеча, и он в удивлении обернулся.

Перед ним стоял молодой Боб Мартин. Он улыбался, но с таким видом, будто был не совсем уверен в том, что поступает правильно.

– Сэр, мы вон там, за тем столиком, – сказал молодой

Мартин, захлебнувшись от собственной храбрости.

Дин кивнул.

– Очень приятно, – пробормотал он.

– Мы хотели узнать, может… то есть, мистер Дин, мы были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам.

– В самом деле, весьма любезно с вашей стороны.

– Мы не имели в виду, сэр, то есть…

– Ну конечно, – сказал Дин. – Я буду очень рад.

– Разрешите перенести ваш кофе, сэр. Я не пролью ни капельки.

– Доверяю тебе, Боб, – сказал Дин, поднимаясь из-за стола. – У тебя верная рука.

– Я сейчас вам объясню, мистер Дин. Не то чтобы я не хотел играть… Просто…

Дин слегка похлопал его по плечу.

– Я понимаю. Ни к чему объяснять.

Он помедлил секунду, пытаясь сообразить, стоит ли рассказывать о том, что у него на уме.

И решился:

– Если ты не проболтаешься тренеру, я даже скажу, что согласен с тобой. В жизни бывают такие периоды, когда регби начинает казаться довольно глупой игрой.

Мартин с облегчением улыбнулся.

– Вы попали в самую точку. Вот именно.

Он пошел к их столику.

За столом сидели четверо – Рональд Кинг, Джордж

Вудз, Джуди Чарльсон и Донна Томпсон. Все хороши, подумал Дин. Будто на подбор. Он глядел, как они неторопливо потягивают содовую, стараясь растянуть удовольствие.

Они смотрели на него и улыбались, и Джордж Вудз отодвинул один из стульев, как бы приглашая Дина. Тот осторожно сел и положил шляпу на пол за своим стулом.

Боб пододвинул ему кофе.

– Вы очень добры, – сказал Дин и удивился, почему он чувствует себя скованным. В конце концов это его дети –

дети, которых он каждый день видел в школе, те, кого он лелеял и у кого пробуждал охоту к знанию, дети, которых у него самого не было никогда.

– Вы сейчас нам так нужны, – сказал Рональд Кинг. –

Мы тут говорили о Леймонте Стайлсе. Он единственный милвиллец, который побывал в космосе и…

– Вы должно быть, знали его, мистер Дин, – сказала

Джуди.

– Да, – неторопливо ответил Дин. – Я его знал, но хуже, чем Стафф. Они со Стаффом вместе провели детство.

Я был немного старше.

– Что он за человек? – спросила Донна.

Дин хмыкнул.

– Леймонт Стайлс? Он был в нашем городе козлом отпущения. Когда он учился в школе, ни денег, ни домашнего очага у него не было, он так и недоучился. Если в городе происходила какая-то заваруха, вы могли ручаться головой, что в этом замешан Леймонт. Каждый встречный и поперечный утверждал, что из Леймонта ничего путного не выйдет, а так как о нем судачили часто и долго, Леймонт, должно быть, принимал это близко к сердцу…

Он все говорил и говорил, и они задавали ему вопросы, а Рональд Кинг сходил к стойке и принес ему еще одну чашечку кофе.

От Стайлса разговор перекинулся на регби. Кинг и

Мартин повторили ему то, что сказали тренеру. Потом затронули проблемы школьного самоуправления, а потом перешли к обсуждению новой, недавно открытой теории ионного двигателя.

Дин не всегда принимал участие в разговоре; он больше слушал, задавал вопросы, и время промелькнуло незаметно.

Внезапно огни начали мигать, и Дин в изумлении поднял глаза.

Джуди, смеясь, разъяснила:

– Это сигнал к закрытию. Значит, нам пора уходить.

– Понятно, – сказал Дин. – А что, с вами частенько так бывает – я хочу сказать, часто вы сидите здесь до самого закрытия?

– Не очень, – ответил ему Боб Мартин. – В будни больно уж много задают.

– А я вот помню, когда-то давно такое со мной было, –

начал Дин, но осекся на полуслове.

Да, и впрямь давно, подумал он. И сегодня вечером –

снова!

Он окинул их взглядом – пять лиц склонились над столом. Вежливы, добры и почтительны, подумал он. Но этого мало.

В разговоре с ними Дин забыл о том, что он стар. Они принимали его просто как живое существо, а не как человека преклонных лет, не как символ авторитета. Они стали ему близки, он почувствовал, будто он один из них, а они

– это он, они сломали не только барьер между учениками и учителем, но и барьер между молодостью и старостью.

– У меня здесь машина, – сказал Боб Мартин. – Разрешите подвезти вас до дому.

Дин подобрал с пола шляпу и медленно поднялся на ноги.