Ключи к декабрю

– К тому же найдется немало и стариков… – продолжал псионик задумчиво, словно рассуждая сам с собой. –

В один прекрасный день, мой друг, мы оба почувствуем, что наши годы подходят к концу. А ведь так много еще захочется увидеть… И тогда – кто знает? – может быть, и мы с вами захотим прожить еще одну жизнь в юпитерианском теле – трудную, бурную, полную страстей жизнь…

Конечно, она окажется опасной, неспокойной, суровой. Но зато это будет жизнь, какой ни один человек не жил, может быть, со времен Елизаветы Первой. Нет, новых юпитерианцев найти будет совсем нетрудно!

Он повернулся к доктору, снова появившемуся на пороге операционной.

– Ну? – выдавил из себя Викен.

Врач подошел к ним и устало опустился в кресло.

– Конечно, – сказал он.

Все смущенно молчали.

– Странно, – снова заговорил доктор. Он рассеянно хлопал себя по карманам в поисках сигареты, которой у него не было. Викен протянул ему пачку. – Очень странно,

– продолжал врач задумчиво. – Я не раз, сталкивался с подобными случаями. Когда люди просто не хотели больше жить… Но я никогда не видел, чтобы такой человек умирал с улыбкой. До самого конца – с улыбкой.

Рэй БРЕДБЕРИ

КАЛЕЙДОСКОП

Взрыв огромным консервным ножом вспорол корпус ракеты. Людей выбросило в космос, подобно дюжине трепещущих серебристых рыб. Их разметало в черном океане, а корабль, распавшись на миллион осколков, полетел дальше, словно рой метеоров в поисках затерянного

Солнца.

– Беркли, Беркли, ты где?

Слышатся голоса, точно дети заблудились в холодной ночи.

– Вуд, Вуд!

– Капитан!

– Холлис, Холлис, я Стоун.

– Стоун, я Холлис. Где ты?

– Не знаю. Разве тут поймешь? Где верх? Я падаю. Понимаешь, падаю.

Они падали, падали, как камни падают в колодец. Их разметало, будто двенадцать палочек, подброшенных вверх исполинской силой. И вот от людей остались только одни голоса – несхожие голоса, бестелесные и исступленные, выражающие разную степень ужаса и отчаяния.

– Нас относит друг от друга.

Так и было. Холлис, медленно вращаясь, понял это.

Понял и в какой-то мере смирился. Они разлучились, чтобы идти каждый своим путем, и ничто не могло их соединить. Каждого защищал герметический скафандр и стеклянный шлем, облекающий бледное лицо, но они не успели надеть силовые установки. С маленькими двигателями они были бы точно спасательные лодки в космосе, могли бы спасать себя, спасать других, собираться вместе, находя одного, другого, третьего, и вот уже получился островок из людей, и придуман какой-то план… А без силовой установки на заплечье они – неодушевленные метеоры, и каждого ждет своя отдельная неотвратимая судьба.

Около десяти минут прошло, пока первый испуг не сменился металлическим спокойствием. И вот космос начал переплетать необычные голоса на огромном черном ткацком стане; они перекрещивались, сновали, создавая прощальный узор.

– Холлис, я Стоун. Сколько времени можем мы еще разговаривать между собой?

– Это зависит от скорости, с какой ты летишь прочь от меня, а я – от тебя.

– Что-то около часа.

– Да, что-нибудь вроде того, – ответил Холлис задумчиво и спокойно.

– А что же все-таки произошло? – спросил он через минуту.

– Ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это бывает.

– В какую сторону ты летишь?

– Похоже, я на Луну упаду.

– А я на Землю лечу. Домой на старушку Землю со скоростью шестнадцать тысяч километров в час. Сгорю, как спичка.

Холлис думал об этом с какой-то странной отрешенностью. Точно он видел себя со стороны и наблюдал, как он падает, падает в космосе, наблюдал так же бесстрастно, как падение первых снежинок зимой, давным-давно.

Остальные молчали, размышляя о судьбе, которая поднесла им такое: падаешь, падаешь, и ничего нельзя изменить. Даже капитан молчал, так как не мог отдать никакого приказа, не мог придумать никакого плана, чтобы все стало по-прежнему.

– Ох, как долго лететь вниз. Ох, как долго лететь, как долго, долго, долго лететь вниз, – сказал чей-то голос. –

Не хочу умирать, не хочу умирать, долго лететь вниз…

– Кто это?

– Не знаю.

– Должно быть, Стимсон. Стимсон, это ты?

– Как долго, долго, сил нет. Господи, сил нет.

– Стимсон, я Холлис. Стимсон, ты слышишь меня?

Пауза, и каждый падает, и все порознь.

– Стимсон.

– Да. – Наконец-то ответил.

– Стимсон, возьми себя в руки, нам всем одинаково тяжело.

– Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь.

– Нас еще могут найти.

– Должны найти, меня должны найти, – сказал Стимсон. Это неправда, то, что сейчас происходит, неправда.

– Плохой сон, – произнес кто-то.

– Замолчи! – крикнул Холлис.

– Попробуй заставь, – ответил голос. Это был Эплгейт.

Он рассмеялся бесстрастно, беззаботно. – Ну, где ты?

И Холлис впервые ощутил всю невыносимость своего положения. Он захлебнулся яростью, потому что в этот миг ему больше всего на свете хотелось поквитаться с

Эплгейтом. Он много лет мечтал поквитаться, а теперь поздно, Эплгейт – всего лишь голос в наушниках.

Они падали, падали, падали…