– Капитан, – сказал он мрачно, – ракетный двигатель номер два не в порядке. Кадмиевые поглотители покорежились.
– Зачем вы говорите это мне? Скажите главному механику.
– Говорил, но он считает, что сойдет и так. Он ошибается.
Капитан ткнул пальцем в книгу контрактов:
– Вычеркните ваше имя и сматывайтесь. Мы стартуем через полчаса.
Райслинг взглянул на него, пожал плечами и опять пошел вниз.
Дорога к спутникам Юпитера не близкая. Должны смениться три вахты, пока калоша класса «Хаук» наберет достаточную скорость для перехода к свободному полету.
Райслинг нес вторую вахту. В то время реакторы регулировались вручную, с помощью верньеров и индикатора опасности. Когда на индикаторе загорелся красный огонек, Райслинг попытался отрегулировать двигатель, но безуспешно.
Машинистам-ракетчикам раздумывать некогда, на то они и ракетчики. Райслинг открыл аварийную крышку и начал шуровать «горячий» материал клещами. Внезапно выключилось освещение, но и тогда Райслинг не прервал работы. Ракетчик должен знать силовое отделение не хуже, чем язык знает внутренность рта.
Когда погас свет, Райслинг бросил быстрый взгляд поверх свинцового ограждения. Голубое радиоактивное свечение нисколько ему не помогало, – он отдернул голову и продолжал работать на ощупь.
Когда дело было сделано, он вызвал рубку:
– Двигатель номер два вышел из строя. И, черт подери, дайте мне сюда свет!
Свет включился по аварийной цепи, но не для Райслинга. Голубое радиоактивное свечение было последним, что воспринял его оптический нерв.
2
ИЗ СБОРНИКА «БОЛЬШОЙ КАНАЛ»
На обратном пути они высадили Райслинга на Марсе в
Драйуотере; ребята пустили шапку по кругу, и шкипер бросил в нее полумесячное жалованье. Это был конец, –
еще один космический бездельник, у которого не хватило счастья и смекалки выйти из игры, пока ему везло. Райслинг покрутился около месяца у изыскателей и археологов в «Куда-Дальше?» и мог бы остаться там навсегда, развлекая их песнями и игрой на аккордеоне. Но люди космоса умирают, если остаются на одном месте; он пристроился на краулер до Драйуотера и затем отправился в Марсополис. Столица переживала период расцвета; заводы по переработке сырья выстроились по обоим берегам Большого канала, отравляя древние воды своими отбросами. Это было еще до того, как Трехпланетное Соглашение запретило разрушать реликвии древних культур для коммерческих целей; половина стройных, похожих на волшебные замки башен была срыта, а остальные изуродованы и превращены в герметизированные жилые здания для землян.
Но Райслинг не мог видеть этих изменений, и никто так и не рассказал ему о них; он всегда «видел» Марсополис таким, каким был этот город до перестройки в коммерческих целях. У Райслинга была хорошая память. Он стоял на прибрежной эспланаде, где отдыхали в далеком прошлом великие марсиане, и «видел» красоту, простирающуюся перед его невидящими глазами, – холодную голубую водяную поверхность, не волнуемую ветром, не колеблемую приливом, безмятежно отражавшую яркие, резко очерченные звезды марсианского неба, а также кружевные опоры и летящие башни, слишком хрупкие для нашей собственной громыхающей, тяжелой планеты. И
его воображение создало «Большой канал».
Неуловимая перемена в мироощущении Райслинга, позволившая ему видеть в Марсополисе красоту, которой там уже не было, постепенно изменила и всю его жизнь.
Все женщины стали для него красавицами. Ведь он создавал себе их образ только по голосам, а лишь низкие духом люди могут говорить со слепым иначе, как с ласковым дружелюбием; даже мегеры, не дававшие своим мужьям ни минуты покоя, смягчали свои голоса для Райслинга.
Он населил свой мир прекрасными женщинами и добросердечными мужчинами. «Мимо Темной Звезды», «Волосы Вероники», «Предсмертная песнь револьвера Вуда»