Ключи и калитки

На совещание с десятниками я не остался, да меня и не звали. Вместо этого я отправился вновь тиранить характерника. А там мы с Мирославом заговорились настолько, что вышли из длинного дома лишь на закате, аккурат к тому моменту, когда Стоян Смеянович закончил свой совет с десятниками и оглашал принятое ими решение перед собравшейся на его дворе толпой обитателей острога.

Казалось бы, ну решили стрельцы ставить в крепости временные убежища для окрестных жителей. Так ночь на дворе, чего суетиться? Ан нет. Часть острожников, несмотря на темноту, отправилась ладить те самые навесы да сараи для гостей, а десяток стрельцов уже через полчаса стоял у ворот крепости в ожидании, когда для них поднимут решётку и выпустят гонцов по ближайшим хуторам да погостам с вестью для их обитателей о непременном и скором сборе в остроге.

Ночь-полночь, а крепость на берегу Бия всё никак не хотела засыпать. Слышался стук топоров и визг пил, плясали огненные отблески по стёклам домовых окон да метались тени от раздуваемого речным ветром пламени факелов. Острог гудел.

А к утру к его стенам начали подтягиваться окрестные жители. Да не пешком по одному, с котомками в руках, а на телегах, заваленных скарбом, да семьями в полном составе. Впрочем, нет… среди прибывавших гостей я вообще не видел стариков! Старые женщины нет-нет да цепляли взгляд, а вот их мужей не видал. Совсем.

— Да их у нас и нет почти, — пожал плечами в ответ на мой вопрос полусотник, устало развалившийся в кресле за столом и чуть не клевавший носом в опустевшую тарелку. Его можно понять. Стоян с ночи был на ногах, контролировал работу плотников, принимал доклады гонцов и разведчиков, а вот теперь, после сытного обеда, приготовленного руками жены, полусотника разморило. Тем не менее, он всё же нашёл силы, чтобы развернуть свой ответ. — Остроги-то бийские, почитай, все новые, и полусотни лет не каждому наберётся. Что уж тут про хутора да заимки говорить? Основавшие иные селения мужики только-только семьями обзавелись да детей тетешкать начали. Откуда ж тут старикам-то взяться? Ну… а те, что есть, часто не желают в остроге хорониться. Дескать, хозяйство присмотра требует, а в крепости от них никакой пользы, только рты лишние, что во время осады совсем негоже.

— А если самы на них наскочат?

— Пару болтов из самострела пустят. Ежели хоть одного татя положат — уже благо, — со вздохом отозвался полусотник. — Говорят, так и помирать легче.

Жестоко? Да. Но… видел я здесь в остроге, ещё по прибытии, пару дедушек. Один на деревянной ноге ковылял, а у другого лицо, будто тигры драли. И оба они тренировали стрельцов на огороде[1]. Первый огненному бою молодняк учил, а второй размахивал деревянной саблей так, что ученики словно кегли от него разлетались. Если и те старики, что на своих хуторах остались, такие же, то ничего удивительного в их решении остаться в родном доме и дать последний бой врагу нет и быть не может.

Если ночью острог напоминал разворошённый улей, то сейчас здесь и вовсе было вавилонское столпотворение! Мужские голоса сплетались с женскими, крики ребятни перемежались с мычанием и блеяньем скотины, кудахтаньем птиц, и всё вместе это порождало такую какофонию, что на площадь перед длинным домом лучше было вообще не выходить. Оглохнуть можно.

Народ прибывал в крепость весь день и всю ночь. Я, честно говоря, думал, что расселение такого количества людей в маленькой крепости должно неизбежно привести к скандалам и неразберихе, но ошибся. Подчинённые Стояна дело своё знали туго, и свары прибывающих «гостей» гасили влёт. А уж как растаскивали хуторян да селян по построенным для них на скорую руку обиталищам — любо-дорого посмотреть. Скотину, с которой прибывшие не желали расставаться из боязни лишиться её навсегда, опытные помощники полусотника тут же метили специальными клеймами и выдавали хозяевам бирки с аналогичными метками, после чего, не слушая ругани и причитаний владельцев, расталкивали их хрюкающую, мычащую, квохчущую и блеющую собственность по стойлам, загонам и птичникам. А шибко резвым, не желающим расставаться с имуществом, тут же отвешивали зуботычину, после которой недовольных уводил патруль… в длинный дом. А уж там задолбавшийся Мирослав объяснял непонимающим «политику партии и правительства». Спорить с характерником хуторяне не рисковали, и, выходя из его обители, вели себя куда спокойнее. Всё же, авторитет у хранителей памятных камней был на высоте. Чем и воспользовался ушлый полусотник, скинувший на Мирослава объяснения с самыми горластыми из «гостей».