— Если бы я сказал, что хочу помочь Джейми, хочу заняться кое-чем другим, не тем, что обычно делаю, ты бы ни за что не позволила. — Марино опускается в глубокое кресло и устраивается поудобнее. В его голосе слышатся обвинительные нотки: как же, мол, с тобой тяжело.
— Не знаю, о чем ты и откуда знаешь, что я могла бы сказать.
— Ты понятия не имеешь о том, что происходит, потому что никто не может сказать тебе это прямо. — Он наклоняется вперед — огромные руки на голых коленях размером с небольшие колесные колпаки. — Кое-кто хочет тебя уничтожить.
— По-моему, уже установлено… — начинаю я, но он не дает мне продолжить.
— Нет. — Марино качает бритой головой, и щетина на его загорелом, тяжелом подбородке становится похожей на песок. — Может, ты и думаешь, что знаешь, но это не так. Может, Доне Кинкейд, пока она в психушке отдыхает, до тебя и не добраться, но есть другие люди, которые знают другие пути. У нее есть планы, как тебя свалить.
— Представить не могу, что она могла планировать что-то, общаться с кем-то и обсуждать что-либо противозаконное без того, чтобы об этом не знали персонал Батлера, полиция или ФБР. — Я говорю спокойно, рассудительно, отодвигая в сторону эмоции, стараясь не чувствовать себя до глубины души уязвленной теми мерзкими репликами, которые двадцать лет назад отпускали в мой адрес Марино и Филдинг, их тогдашним отношением ко мне, их насмешками и неприятием.
— Все просто. — Он смотрит мне в глаза. — Для начала — ее продажные адвокаты. Не забывай, что они общаются с ней тет-а-тет, точно так же как Джейми с Кэтлин Лоулер. Там ведь как: опасаешься прослушки или камер наблюдения — можешь передать записку. Пишешь что-нибудь в блокноте — твой клиент читает и ничего не говорит.
— У меня есть большие сомнения, что адвокаты Доны Кинкейд наняли киллера, если ты это имеешь в виду.
— Не знаю, наняли они киллера или нет, — признает Марино, — но они хотят свалить тебя и засадить в тюрьму. С какой стороны ни посмотри, ты в опасности.
Я вижу, что он уверен в своих подозрениях. Интересно, что ему внушила Джейми?
— Подозреваю, поездка в твоем фургоне была куда большим риском, чем встреча с киллером, — возражаю я. — А если бы этот драндулет сломался где-нибудь у черта на куличках?
— Если бы сломался, я бы знал. Я весь день в точности знал, где ты находишься, вплоть до того оружейного магазина в полутора милях к северу от Дин-Форест-роуд. В фургоне стоит джи-пи-эс-маячок, так что я всегда могу обнаружить его на гугловской карте.
— Да это же просто смешно! Кто организовал все это и почему? Скажи мне наконец правду! — требую я. — Не верю, что это была твоя идея. Чтобы Джейми притащилась сюда поговорить с Лолой Даггет? Какое отношение это имеет ко мне? Или к тебе? Что ей нужно?
— Месяца два назад Джейми позвонила в ЦСЭ, — отвечает Марино. — Так случилось, что я был в офисе Брайса, меня позвали к телефону, и она сказала, что проверяет кое-какую информацию относительно Лолы Даггет, которая — вот уж совпадение! — оказалась в той же тюрьме, что и Кэтлин Лоулер. Джейми интересовало лишь одно: не знаю ли я чего-нибудь о Лоле Даггет, не всплывало ли ее имя во время расследования дела Доны Кинкейд…
— И ты мне даже не сказал об этом, — перебиваю его я.
— Она хотела поговорить со мной, не с тобой, — поясняет он, словно директор ЦСЭ — Бергер или, может, сам Марино. — Я сразу понял, что за этим звонком стоит нечто иное. Во-первых, звонок был не из офиса окружного прокурора и обозначился как «неустановленный». Необычным мне показалось и то, что в середине дня она звонила из своей квартиры. Потом она сказала: «Здесь так глубоко, надо пройти декомпрессию, прежде чем выходить наверх». Когда я работал на нее, это был наш код, означавший, что ей необходимо переговорить со мной с глазу на глаз и не по телефону. Поэтому я сразу же отправился на Южный вокзал, а оттуда, на «Аселе», в Нью-Йорк.
Никакой вины Марино за собой не чувствует — уверен в том, что делает и что говорит. Ни малейших угрызений совести из-за того, что скрывал от меня два месяца, потому что хитрая, проницательная Джейми Бергер двигала им как пешкой. Уж она-то наверняка знала что делает, когда звонила и разговаривала с ним условными кодами.
— Что меня забавляет, — продолжает Марино, — так это то, что ты живешь под одной крышей с фэбээровцем и не знаешь, что твои телефоны прослушиваются.
Он поудобнее устраивается в кожаном кресле и скрещивает мощные ноги, и я вижу в них остатки былой силы, весьма грозной в давние дни. Вспоминаю фотографии, на которых он еще боксер. Тяжеловес, громила, дикарь.
— Они просматривают твою почту, — продолжает Марино. Я замечаю на его коленях бледные шрамы — интересно, где он их мог заработать? — Они следят за тобой, буквально по пятам ходят.