Ключевая улика

— Скажу прямо, Кей. Мы ни черта не знаем.

Я давлю еще один зубчик чеснока и подливаю в соус оливковое масло, ищу контейнер с тертым «пармиджано реджано». Сыр в холодильнике — стоит на полке, куда его поставил Марино. Все продукты и приправы не на своем месте, и я чувствую, что начинаю ходить кругами и уже не в состоянии логично мыслить.

— Поможешь накрыть стол? — предлагаю я Бентону, и тут дверь справа от обеденной зоны открывается и я замираю.

Некоторое время мы все стоим молча.

Волосы у Люси еще мокрые и зачесаны назад. Она вышла босиком, на ней серая фэбээровская футболка, которую она носит с тех пор, как поступила в академию. Я хочу сказать ей что-то, но не могу.

— Тебе нужно кое-что увидеть. И заодно услышать, — говорит она мне как ни в чем не бывало, но я замечаю припухлость вокруг ее глаз и складки у рта.

Я всегда узнаю, когда Люси плакала.

— Я подключилась к камере слежения, — говорит она, и я тут же обращаю взгляд на Бентона. Лицо его не выражает ровным счетом ничего, но я знаю, какого он мнения о ее поступке.

Бентон не хочет ничего об этом знать, а потому поворачивается к нам спиной и начинает размешивать томатный соус.

— Я сам закончу, — говорит он. — Вроде бы еще помню, как готовить пасту. Позову, когда все будет готово. А вы пока поговорите.

— Марино дал тебе пароль? — спрашиваю я у Люси, входя вслед за ней в комнату.

— Ему об этом знать не нужно, — отвечает она.

30

Два красных буксира, обвешанные по бортам черными автомобильными покрышками, тянут грузовое судно по реке на запад. Разноцветные контейнеры, сложенные как большие кирпичи, не дают забыть о том, что мне еще предстоит. Справлюсь ли, хватит ли сил? Я не уверена, что все удастся, и молю Бога о поддержке.

О Господи! Я часто обращалась к Всемогущему, когда была ребенком, но не в последнее время. Если честно, то я даже не представляю себе, каков он, Бог, что Он собой представляет. Ведь у каждого, кого ни спроси, существует свое определение. Высший властитель, восседающий на золотом троне? Или простолюдин с посохом, странствующий по пыльным дорогам или по воде, проявляющий доброту к женщине у колодца и призывающий бросить в него камень тех, кто безгрешен? Или же это женский дух, присутствующий в природе или коллективном сознании вселенной? Не знаю.

У меня нет ясного определения, кроме представления о том, что нечто такое все-таки существует и оно вне меня. К этому «нечто» я и обращаюсь, думая про себя «Помоги мне, пожалуйста». Я чувствую, что недостаточно сильна. Недостаточно уверена в своей правоте, недостаточно уверена в себе. Я бы, наверное, просто умерла, если бы Люси поднесла меня к свету, как кристалл или драгоценный камень, и указала на изъяны, о которых раньше она и понятия не имела. Я бы увидела это неприятие в ее глазах, которые, как окна, затворились бы створками. Я смотрю в лицо смерти Джейми Бергер, и оно — зеркало, за возможность не смотреть в которое я отдала бы что угодно. Я вовсе не та, за кого меня принимала Люси.

Вдоль берега мигает цепочка огоньков, высыпали звезды, и луна светит ясно. В комнате Люси я с трудом переставляю единственное свободное кресло. Я тащу его от окна, выходящего на реку, через ковер, к столу, где Люси оборудовала рабочее место, или кокпит, как я это называю, и где есть ее собственная надежная беспроводная сеть.

— Не расстраивайся, — говорит мне она, когда я усаживаюсь рядом.

— Забавно, что я слышу это только от тебя. Нам нужно поговорить о вчерашнем вечере. Мне нужно.

— Я не просила Марино сообщить мне пароль, потому что не хотела ставить его в неловкое положение. И вообще мне от него ничего не нужно, — продолжает Люси, как будто пропустив мимо ушей мой намек на Джейми и на то, что я оставила ее, потому что рассердилась, а теперь Джейми мертва. — А Бентону придется побыть слепым, глухим и потерять память. Ничего, пусть потерпит.

— Нам нужно кое-что сделать… — начинаю я, имея в виду, что нужно сделать все правильно, но слова застревают в горле. Прошлым вечером я поступила как раз неправильно, и мне ли теперь говорить Люси, что и как нужно делать. Или любому другому. — Бентон не хочет, чтобы у тебя были неприятности, — добавляю я, и это звучит смешно.

— Я в любом случае посмотрела бы запись с камеры наблюдения. А ему пора бросить эти гребаные фэбээровские штучки.

— Значит, ты все уже видела.

— Сидеть сложа руки и ждать, играть по правилам, в то время как это дерьмо пытается тебя подставить! — не унимается Люси, уставившись в экран своего компьютера. — Она там свободна, как птица, а мы здесь окопались в отеле и боимся есть и пить. Она еще кого-нибудь убьет. Может, даже многих, если уже не убила. И не нужно быть профайлером или аналитиком, чтобы это понять. Я не хочу превращаться в Бентона.

Она злится на него, и я знаю почему.

— Что за дерьмо? Кто? — спрашиваю я.

— Не знаю. Но узнаю обязательно, — обещает Люси.

— У Бентона есть соображения, кто это? Он сказал мне, что пока ничего не знает. Что даже ФБР ничего не знает.