Фрэнк Эббот заискивающе улыбнулся, стараясь вернуть ее расположение.
– Он ведь есть… не так ли?
Чулок Джонни проворно завертелся.
– Мисс Коллинз много говорила в поезде. Мы были одни в купе. Она назвала мне имя особы, с которой собиралась встретиться. Она также сказала мне, что обещала не разглашать эту информацию. Вы можете счесть странным, что она вдруг решила сообщить об этом кому-то, кого совсем не знала, но назвав непреднамеренно другое имя – то, что, по ее мнению, я знать не могла…
– А вы это имя узнали?
– Да. Поняв это, мисс Коллинз, видимо, решила, что уже не имеет значения, расскажет ли она мне остальное.
– Какое имя она упомянула?
Мисс Сильвер заговорила медленно, тщательно подбирая слова:
– Она рассказала мне, что в течение ряда лет заботилась о маленькой девочке. Когда ребенку исполнилось пятнадцать лет, отец умер и ее забрала себе женщина из той семьи, с которой девочка была связана незаконным родством. Это было лет десять или одиннадцать назад. Именно рассказывая мне это, она непроизвольно назвала фамилию Джойс, а говоря о ребенке, употребила имя Энни.
Лицо Фрэнка Эббота изменилось.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Я вижу, что имя говорит вам то же, что и мне: Энни Джойс. Мисс Коллинз не ставила имя и фамилию рядом. Она говорила в одном случае о мистере Джойсе, а в другом – о ребенке по имени Энни. Она живет одна, и, будучи явно очень взволнованной, испытывала желание выговориться – она была переполнена сознанием своей связи с нашумевшим в газетах делом и с нетерпением ждала встречи, которая была ей назначена. Как только она обнаружила, что я узнала фамилию Джойс, то рассказала мне об этом.
– Что она вам рассказала?
Мисс Сильвер помолчала.
– Как и всякий другой, мисс Коллинз читала газеты и, конечно, поняла, что возвращение леди Джослин означает наступившую три с половиной года назад смерть Энни Джойс. Я думаю, она могла быть расстроена, но к огорчению примешивалась изрядная доля возбуждения, поскольку она вела очень скучную, будничную жизнь. Сестра, с которой они делили жилище и которая, как я догадываюсь, доминировала над ней, умерла, квартирантка занята собственными семейными перипетиями. Мисс Коллинз решилась написать леди Джослин и попросить о встрече якобы для того, чтобы услышать все, что можно, о смерти Энни, но на самом деле, как я думаю, потому что увидела шанс связать себя с делом, которое привлекает большое внимание. – Она помолчала и затем прибавила: – Я уверена, что мысль о шантаже не приходила ей в голову.
Фрэнк Эббот воскликнул:
– Шантаж… мисс Сильвер!
– Я вам сказала, что дело это, возможно, очень серьезное.
Он пригладил назад волосы, и так уже сиявшие как зеркало.
– Серьезное? Господи боже… продолжайте.
Мисс Сильвер слегка нахмурилась в ответ на эту форму обращения. Она была снисходительна к молодым людям, но ее опыт гувернантки оставил у нее ощущение, что она ответственна за их манеры.
– Я уже сказала о своем убеждении, что у бедной мисс Коллинз не было такого намерения, но боюсь, что она могла создать совершенно ложное впечатление у того человека, который ей звонил.
– Какого человека?
– Имя не было названо. Мисс Коллинз сказала мне, что написала леди Джослин, смею предположить, в Джослин-Холт, но не получила от нее ответа. Вместо этого ей позвонил некий джентльмен. Он не назвался, но заявил, что говорит от имени леди Джослин. Мисс Коллинз была, я думаю, под впечатлением от того, что говорила с сэром Филиппом, поскольку никогда – так она сказала – не беседовала раньше с баронетом. Я рассказываю это вам для того, чтобы вы могли понять ее умонастроение – очень бесхитростное, удивленное и взволнованное.
– Филипп Джослин… интересно… – Лицо сержанта выражало сомнение и подозрительность.
Мисс Сильвер звякала спицами.
– Совершенно верно, дорогой Фрэнк. Но с другой стороны… Я чувствую, нам следует пока воздержаться от суждения.
Он кивнул.
– Итак, кто-то позвонил мисс Коллинз. Что он сказал?