Читаем Ключ Сары полностью

Мы направились к станции метро. Это была мрачная улица. Мрачная и печальная.

– А что было потом? – спросил Бамбер. – Куда отправили эти семьи?

– Несколько дней их держали на Вель д’Ив. В конце концов туда допустили группу врачей и медсестер. Все они рассказывали, какой хаос и отчаяние там царили. Потом все семьи отвезли на Аустерлицкий вокзал, а оттуда – по лагерям в окрестностях Парижа. И в конце концов прямиком в Польшу.

Бамбер вскинул бровь:

– Лагеря? Ты хочешь сказать, что во Франции были концентрационные лагеря?

– Эти лагеря рассматривались как французские предбанники Освенцима. Ближайшим к Парижу был Дранси. Еще был Питивье и Бон-ла-Роланд[22].

– Интересно, на что похожи эти места сегодня, – задумчиво сказал Бамбер. – Хорошо бы съездить и глянуть.

– Съездим, – кивнула я.

Мы сделали небольшую остановку на углу улицы Нелатон, чтобы выпить кофе. Я бросила взгляд на часы. Сегодня я обещала навестить Мамэ. Понятно, что уже не получится. Слишком поздно. Решила перенести на завтра. Это никогда не было для меня тяжелой обязанностью. Мамэ стала той бабушкой, которой у меня никогда не было. Мои собственные умерли, когда я была совсем маленькой. Я только надеялась, что Бертран тоже соберется, она его обожала.

Бамбер вернул мои мысли к Вель д’Ив.

– Со всеми этими делами мне даже приятно, что я не француз, – заметил он.

Потом опомнился:

– Ой, извини! Ты же француженка, верно?

– Да, – подтвердила я. – По мужу. У меня двойное гражданство.

– Я ляпнул, не подумав.

Он откашлялся. Вид у него был смущенный.

– Все в порядке, не волнуйся, – улыбнулась я. – Знаешь, после стольких лет в семье мужа меня все равно называют американкой.

Бамбер расплылся до ушей:

– И тебя это не задевает?

Я пожала плечами:

– Иногда. Я больше половины жизни провела во Франции. Теперь чувствую себя местной.

– Ты давно замужем?

– Скоро шестнадцать лет. Но здесь я уже двадцать пять.

– А у тебя была этакая шикарная свадьба на французский манер?

Я рассмеялась:

– Нет, церемония была очень простой. Мы поженились в Бургундии, в поместье, принадлежащем семье мужа, неподалеку от Санса.

На мгновение мне припомнился тот день. Родители молодоженов – Шон и Хизер Джармонд, Эдуар и Колетт Тезак – едва обменялись парой слов. Словно французская ветвь семьи внезапно забыла свой английский. Но мне было все равно. Я была так счастлива. Над маленькой деревенской церковью сияло солнце. На мне было платье цвета слоновой кости, очень простое, одобренное свекровью. Бертран был ослепителен в своем сером костюме. Великолепен был и обед в доме семейства Тезак. Шампанское, свечи и розовые лепестки. Чарла произнесла очень забавный тост на своем ужасающем французском, но смеялась я одна, а Лаура и Сесиль чопорно надулись. На моей матери был бледно-розовый костюм, она шепнула мне на ухо: «Надеюсь, ты будешь счастлива, мой ангел». Отец вальсировал с Колетт, по-прежнему несгибаемо прямой, как буква «i». Мне казалось, что воспоминанию уже много веков.

– Скучаешь по Штатам? – спросил Бамбер.

– Нет. Я скучаю по сестре. Но не по Америке.

Молодой официант принес нам кофе. Он бросил взгляд на огненную шевелюру Бамбера и глуповато улыбнулся. Потом заметил внушительное количество фотоаппаратов и объективов.

– Туристы? – проявил он смекалку. – Делаете красивые снимки Парижа?

– Нет, не туристы. Мы делаем красивые снимки того, что осталось от Вель д’Ив, – произнес Бамбер на своем французском, в котором рокотал неисправимый британский акцент.

Официант, похоже, удивился.

– Никто никогда не спрашивал про Вель д’Ив, – признался он. – Вот про Эйфелеву башню – это да… Но про Вель д’Ив…

– Мы журналисты, – пояснила я, – работаем на американский журнал.

– Время от времени я и правда вижу еврейские семьи, – вслух размышлял молодой человек. – Особенно по юбилейным датам, после речей у Мемориала на берегу Сены.

У меня появилась мысль.

– А вы не знаете кого-нибудь, может соседа, кто мог бы рассказать о той облаве? – спросила я.

Мы уже сделали интервью с несколькими выжившими. Большинство из них написали книги, чтобы рассказать, что они пережили, но нам не хватало реальных свидетелей. Нам нужны были парижане, которые присутствовали при самом событии.

И тут я поняла, что задала глупый вопрос. Этому парню едва стукнуло двадцать. Его собственный отец в сорок втором еще, наверное, не родился.

– Да, знаю одного такого, – заявил он, к моему большому удивлению. – Если пойдете на другой конец улицы, увидите слева магазинчик, торгующий газетами и журналами. Спросите хозяина, он вам все скажет. А его мать живет здесь всю жизнь, она должна много чего знать.

Парень заработал очень хорошие чаевые.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное