Зоя, у которой только что начались каникулы, отправлялась на Лонг-Айленд проездом через Нью-Йорк вместе со своей крестной матерью, Алисой, одной из моих старых подруг из Бостона, которая часто путешествовала самолетом из Манхэттена в Париж и обратно. Я рассчитывала присоединиться к дочери и семье Чарлы двадцать седьмого июля. Что касается Бертрана, то он собирался уйти в отпуск только в августе. Обычно мы проводили пару недель в Бургундии, в старом доме Тезаков. В общем-то, мне не особенно нравилось отдыхать там. Завтраки, обеды и ужины подавались строго в назначенное время, разговаривать следовало только на общие темы, а детей должно было быть видно, но не слышно. Меня всегда удивляло, почему Бертран настаивает на том, чтобы мы проводили свой отпуск у его родителей, вместо того чтобы поехать куда-нибудь втроем. К счастью, Зоя хорошо ладила с мальчиками Лауры и Сесиль, а Бертран играл бесконечные партии в теннис вместе со своими двоюродными братьями. Одна я оставалась в стороне, как обычно. Из года в год Лаура и Сесиль выдерживали дистанцию в общении со мной. Они приглашали своих разведенных подружек и целыми часами нежились у бассейна, истово подставляя себя под лучи солнца. Им положительно необходимо было иметь коричневую, загорелую грудь. Даже по прошествии пятнадцати лет я так и не смогла к этому привыкнуть. Свою грудь я не обнажала никогда, хотя и знала, что они смеются за моей спиной, называя меня не иначе как
— Они всего лишь ревнивые и завистливые французские коровы. Ты чертовски хорошо выглядишь в бикини, — утешал меня Кристоф всякий раз, когда я жаловалась ему на очередной никчемный летний отпуск. — Вот если бы у тебя был целлюлит или варикозное расширение вен, они бы с радостью приняли тебя в свою компанию.
Я неизменно смеялась над его словами, но так и не смогла поверить в их правоту. Впрочем, мне нравилась красота этого местечка, старинный тихий дом, в котором было прохладно даже в летнюю жару, старый, запущенный и большой сад, в котором росли дубы и из которого открывался чудесный вид на извилистую речушку Йонну. А рядом был замечательный лес, в котором мы часами гуляли с Зоей. Когда она была маленькой, трели птиц, ветка дерева необычных очертаний или таинственный блеск стоячей воды в болотце приводили ее в неописуемый восторг.
Квартира на рю де Сантонь, по уверениям Бертрана и Антуана, должна была быть готова к началу сентября. Бертран со своими специалистами проделал великолепную работу. Но я все еще не могла представить себя живущей там. Особенно теперь, когда я знала, что произошло в этой квартире много лет назад. Стену снесли, но я помнила, что когда-то здесь находился глубокий потайной шкаф. Шкаф, в котором маленький Мишель ожидал возвращения сестры. И ожидал напрасно.
Я никак не могла забыть эту историю. Пришлось признать, что меня отнюдь не вдохновляет мысль о том, что придется жить в этой квартире. Мне страшно было даже представить, что я провожу в ней ночи. Я боялась, что прошлое восстанет из могилы, и понятия не имела, как этого избежать.
Тяжелее всего было то, что я не могла поговорить об этом с Бертраном. Мне так не хватало его практичного и даже приземленного отношения, я умирала от желания услышать от него, что, несмотря на все ужасы, мы справимся с этим несчастьем и все будет хорошо. Но я не могла рассказать ему обо всем. Я дала слово его отцу. Интересно, что сказал бы Бертран обо всей этой истории, думала я иногда. А его сестры? Я пыталась представить себе их реакцию. И реакцию