– Всего лишь дружеская поддержка, господин Томсинский, – почти пропел он. – В конце концов, мы с вами союзники, делаем одно дело. – А потом он, повернувшись к кавказцам, выдал какую-то фразу на языке гор, после чего те полезли в карманы, и на пол посыпались ножи, стволы, кастеты и прочее. У Викториана мне переспрашивать было неудобно, поэтому я обратился к Тоготу:
Больше не сказав ни слова, Викториан прошествовал мимо онемевших кавказцев и охранника, застывшего с широко открытым ртом. У самой двери в струях кондиционеров полы его пальто взметнулись белоснежными крыльями. Мерилин Монро, и только!
– Встретимся вечером, – бросил он мне через плечо, проскользнув через раздвижные двери.
Только тогда я вновь повернулся к своим оппонентам, но у них, по-видимому, изменились планы. Попадав на колени, они принялись колотить лбами об искусственный гранит ступеней и бормотать что-то напоминающее молитву. Мне ничего не оставалось, как подобрать упавшие пакеты с покупками.
– Пойдем, – приказал я Фатиме и добавил, повернувшись к охраннику: – А ты… проследи, чтобы они прибрались, и арсенал ментам сдай, а то мало ли что. Если будут артачиться, скажи, что я непременно их навещу. Зайду на огонек. Они поймут… И кроме того, для остальных ты ни меня, ни этой девушки, ни старика в белом не видел, – тут я добавил одно заклинание, которое хорошо мозги прочищает, и следом за Викторианом направился к выходу. Но в последний момент я обернулся. Фати нигде не было.
Пришлось вернуться.
Она стояла в дальнем конце стеклянного коридора у эскалаторов, ведущих на второй этаж, и плакала. Даже не плакала, рыдала. Ее тощие плечи дрожали при каждом всхлипе.
Подойдя, я остановился у нее за спиной. Какое-то время стоял безмолвно, а потом, положив ей руку на плечо, заговорил:
– Ну, что ты… Все в порядке.
– Вы считаете меня шлюхой…
Сказать «нет» я не мог. Я повернул ее к себе лицом и самым суровым голосом приказал:
– А ну прекрати реветь, – плюс заклятие. – Пошли, у нас мало времени. – И, переложив все пакеты в правую руку, взял левой Фатю за руку, точно маленького ребенка. Я провел ее назад по стеклянному коридору, мимо преклонивших колени кавказцев, на улицу, туда, где высоко в небе в морозной дымке сверкало холодное солнце.
Достав бумажный платок, я вытер ей слезы, заставил высморкаться и, только выбросив платок в урну и проследив, как он полыхнул (нельзя оставлять то, что можно использовать в колдовских заклятиях), обратился к Тоготу:
И снова покемон был прав. И все же ощущать себя марионеткой в руках неких высших сил мне не нравилось.
Знаком я подозвал к себе Фатиму.
– Кто это были? – я махнул в сторону кавказцев.
– Мужчины. С некоторыми из них…
– А вот этого я знать не хочу, – резко обрубил ее я. – Только прошу тебя в другой раз, если встретишь знакомых, сразу дай мне знать. Не хочу осложнений с властями.
Девушка покорно кивнула, а потом неожиданно, словно повинуясь какому-то внутреннему импульсу, шагнула вперед, взяла меня за рукав и, пытаясь заглянуть мне в глаза, спросила:
– Скажите мне честно: кто вы?
– Кто я? – недоуменно переспросил я.
– Кто вы? – вновь повторила она, глядя выпученными глазами мне в лицо. – Вы… злой дервиш?
– Ну уж нет, – покачал я головой.
– Ну я же видела этого ифрита.
Вот как нынче зовут аморфа. А я-то голову ломал!
– Колдуном был тот безумец с всклокоченной бородой, который пустил огненный шар, испепеливший одного из твоих поклонников. А я… я –
– Караваны? – с сомнением глядя на меня, проговорила девушка. В ее понимании караваны явно были чем-то иным. Чем-то связанным с пустыней, верблюдами, полотняными палатками.