Ключ от всех миров

– Ну, существуют законы и общественная мораль. Согласно законам людей, брать взятки нельзя, но общественная мораль за взяточников. Согласно законам, нельзя воровать, но в глазах людей, если ты удачно что-то спер, особенно у государства или олигарха, ты – герой. «Мораль Халявы» – я бы назвал это именно так. А ведь некоторые в шутку предлагают брать госналог со взяток. Еще пара шагов, два-три поколения выросшие в этом «стабильном курсе», и взятки в самом деле узаконят. А потом недалеко и до каннибализма докатиться. В девятнадцатом веке гомосексуализм осуждали, теперь этим гордятся, и кое-где уже разрешили однополые браки… Меняется мир, меняется мораль. И все это прикрыто ужасным словом «толерантность».

Я оставил последнее слово за Тоготом. Не стал с ним спорить. Слишком грустно было то, о чем он говорил. На самом деле мир казался мне много лучше и светлее. Я вспомнил чудесный «мир баунти»: прозрачные волны, белый песок, пальмы, склонившие головы над полосой тихо шелестящего прибоя. Такой пейзаж вгонял меня в тоску и успокаивал…

А дрезина тем временем начала притормаживать, и вскоре мы остановились возле платформы – точной копии той, откуда уехали. Только тут не было никакого каменного туннеля и дороги дальше не было – туннель заканчивался. Рельсы вели в тупик. Полный недоумения, я приподнялся и только тогда увидел вырезанную в полу платформы транспортную пентаграмму. Следом за мной поднялся Викториан, а потом Тогот с Иванычем.

– Прошу, показывайте дорогу, – махнув рукой, Викториан предложил первому войти в пентаграмму Тоготу. Демон только хмыкнул, шагнул в центр вырезанного круга, прошептал необходимое заклятие и исчез. Следующим был Викториан. Подхватив свои чемоданы, он последовал за Тоготом. Дальше по очереди вошли в пентаграмму мент и Иваныч.

В какой-то момент я остался на платформе один, и тут на меня накатила волна тоски. Мне разом вспомнились слова Тогота, и захотелось бежать. Бежать прочь, куда глаза глядят, подальше от этой реальности. Шагнуть в колдовскую пентаграмму и перенестись назад, к Средиземному морю, а лучше еще дальше. И сидеть на раскаленном песке, пить ледяное крепкое пиво и забыть обо всех этих проблемах, ключах, караванах, правительствах и морали по Тоготу. Да пошло оно все!..

– Так, не понял. Что это ты? Как дитя малое! Стоило оставить на минуточку, и сопли до пола, слюни ниже бакинской канализации! – раздался у меня в голове голос вездесущего покемона. – Так, собрался. Жопу в кучку, и марш, марш вперед, рабочий народ!

– Как ты мне…

Но я уже шел к пентаграмме. Один шаг, и я перенесся на пыльный чердак и замер, лицезрея уморительную картину: маркграф и Викториан стояли обнявшись и плакали.

– Начало большой дружбы, – фыркнул покемон. – Как говорят в Осетии, «хоть кричи над андагой».

* * *

– Итак, есть ли у вас план, мистер Фикс? – поинтересовался Тогот, краем глаза поглядывая на Викториана.

– План? Вломимся, а там видно будет. Я думаю, наших сил хватит, чтобы прорваться к Валентине.

Тогот с сомнением покачал головой, хотя какая могла быть голова у огромной зеленой, пупырчатой морковки.

– Нет. Боюсь, так не получится. Прежде, чем обратиться к вам за помощью, мы уже пробовали. Очень хорошая метальная изоляция. Конечно, можно преодолеть все колдовские ловушки, не такие они и сложные. Но на это уйдет куча времени. К тому времени, как мы пробьемся к Валентине, там будет вся конница и королевская рать. Нас числом задавят.

– И какие будут предложения?

– Надо провести предварительную разведку, – высказался Иванович.

Если честно, то я был с ним полностью согласен. Но тут подал голос маркграф.

– А я бы взял языка, знакомого с местностью.

– Одного из охранников? – уточник Викториан.

– Не-а, – покачал головой маркграф. – Очкарика. Как его там…

– Дмитриева, – подсказал Тогот. – Хотя лично для меня он на всю жизнь очкариком останется.

– Логично, – согласился Викториан. – Хотя он ведь, судя по всему, последних полмесяца провел на больничной койке и может не знать всех нововведений.