Ключ от всех миров

Почти беспроигрышная тактика, если атакуешь из засады. Посох воздуха жалобно трещал, выпуская по пять лезвий в секунду — и формируя новое, едва лишь предыдущее отправлялось в полёт. И пусть враги мои и были защищены, но щиты, графика на одежде и прочие штуки — вовсе не бесконечны и не абсолютны. Враги ещё только доставали жезлы и наводились на меня, когда первые из них начали падать с подрубленными ногами. А я быстро вбежал в комнату и кинулся вдоль стены, продолжая выпускать одно лезвие за другим — так, чтобы они не затронули падающих.

Только Клес сумел уйти из-под снарядов — прыжком. Все остальные аристократы, сгрудившиеся вокруг места казни, оказались на полу. Финтриг с братом принялись стрелять в меня, но универсальный щит уже был поднят — и теперь принимал на себя весь урон.

— Вали его! Он не может сидеть под щитом вечно! — крикнул брат Финтрига, кидаясь на меня.

— Стоять! — попытался остановить его родственник, но слишком поздно.

Брат Финтрига налетел на щит со всего маху, рухнув на землю. А я, выгадав момент, снял защиту, врезал ему по голове — и тут же восстановил щит, на этот раз перегородив зал так, чтобы все раненые были им прикрыты. Очень вовремя, потому как Финтриг принялся стрелять по лежащим на земле — и остановился лишь, когда понял, что отсечён и от выхода, и от них.

Клес продолжал стрелять по мне с завидной скоростью — и, наконец, добился того, что его жезл треснул. В тот же момент я переставил щит, прикрывая и его тоже, а потом подскочил и врезал главе дознавателей в солнечное сплетение. Не ожидавший такого Клес принялся хватать ртом воздух, а я зашёл ему за спину — и ударил в основание затылка, отправляя в отключку.

После этого я сразу же повернулся к Финтригу — и опять вовремя, потому что он как раз наводил жезл на себя. Убрав щит, я стремглав кинулся к нему, разряжая свой жезл, стрелявший сосульками и ледяными блоками. Ими я пытался сбить врагу прицел, но он в ответ выставил щит — и все мои снаряды бессильно разбивались об него. Финтриг выстрелил в себя огнём — и мгновенно вспыхнул, как факел. От боли он принялся метаться по комнате и кричать, а я добрался до его щита и упёрся в него ТВЭЖем. А затем принялся давить, вбивая в ноги логос укрепления корней. Я помнил, как проседал универсальный щит от ударов чудовищ в Аиде — и рассчитывал снять его до того, как Финтриг сгорит и отправится на перерождение. Ну а ТВЭЖем я надеялся снимать куда больше энергии. Удалось…

Щит упал всего через полминуты. К тому времени Финтриг уже лежал на земле и лишь вяло подёргивался. Однако я всё-таки вбил ему в ногу ТВЭЖ и перекачал оставшиеся двадцать четыре единицы пневмы — а потом с тяжёлым вздохом добил этого упрямца.

Внутри стазис-капсулы тошнотворно пахло кровью, палёной плотью и волосами. Дышать было тяжело, и, как я понимал, с каждой минутой будет лишь тяжелее и тяжелее. Я снова глянул на труп Финтрига — и удовлетворённо кивнул, когда рядом с телом упал чёрный посох с круглым набалдашником. Самый опасный из врагов угас окончательно, но пламя на его теле всё ещё полыхало. Я не стал тянуться сквозь огонь к его ТВЭЖу, решив забрать его позже. Всё равно вокруг не осталось никого, кто бы ещё мог им воспользоваться…

Вторым я убил брата Финтрига. Подошёл, воткнул ТВЭЖ в ногу и перекачал себе три тысячи единиц пневмы, пока тот негромко стонал, не приходя в сознание. А когда энергии больше не осталось — пронзил ему сердце и закрыл глаза… Третьим был глава дознавателей Клес. Этот здоровяк успел очнуться и теперь вяло барахтался на полу. Я толкнул его ногой, переворачивая на спину, и вонзил посох остриём в живот…

— Ну что, хотел себе ТВЭЖ, ублюдок? — процедил я, перекачивая несчастные полторы сотни единиц пневмы. — Так хотел меня достать, что почти всё потратил…

— Нет! Нет! — запротестовал он, попытавшись оттолкнуть меня ногой, а в следующую секунду ТВЭЖ вонзился ему в грудь.

Быть палачом — это, откровенно говоря, мерзко… И тошнотворно. Особенно когда ты сам отправил всех врагов в беспамятство… Естественно, мне не за что было любить этих людей — хотя бы потому что я ничего о них не знал. И даже то, что и Перо, и Сегис, и Пали намекали, что о смерти Дорио никто жалеть не будет, меня не могло убедить. Люди вообще не склонны безоговорочно доверять чужому мнению — особенно если по результату подобного доверия приходится стоять по щиколотку в крови…

А сейчас, раз за разом, я вынужден был убивать людей — пусть и не очень хороших — но в бессознательном состоянии. Когда я дошёл до последних двоих, то уже старался в момент убийства смотреть немного в сторону. Перед смертью они всё-таки успели прийти в себя. Одного я сразу связал, а другого постарался убить быстро, чтобы не мучить обоих. Они оба кричали и молили о пощаде, но свою грязную работу я всё-таки закончил. А потом устало опустился на пол, потому что сил стоять у меня уже не было… Ни моральных, ни физических. Я с ног до головы был заляпан чужой кровью, в воздухе всё ещё разносились тошнотворные запахи — а мне начинало казаться, что я буквально пропитался вонью смерти…