Девушка тем временем поставила на пол шкатулку и откинула крышку. Звякнули флаконы, и горький аромат миндаля стал сильнее, мешаясь с теплом и мягкостью корицы.
— Что предпочтет господин? — ее тонкие пальцы огладили грани флакона. Мне захотелось, чтобы стекло ощетинилось ядовитыми шипами.
Мило обернулся, в бессознательно-смущенном жесте сгибая ногу в колене, будто закрываясь.
— Поверь, я не стою твоей заботы, потому что сам привык прислуживать, а не… — он столкнулся со мной взглядами — глаза в глаза.
Его ресницы неверяще распахнулись.
Я беззвучно хихикнула. Глупое положение, на редкость глупое…
Мило залился краской и съехал аж на две ступени вниз, очутившись сразу по шею в воде, но взгляда не отвел. Лишь чуть-чуть опустил ресницы.
— Господин? — встревожено подняла служанка голову от шкатулки.
На лице Мило расцвела шальная улыбка.
— Ничего. Продолжай, — произнес он ровно. На щеках заиграли ямочки, делая его младше, чем есть. Румянец, потемневшее золото волос, искусанные губы… Я лишь усилием воли удержалась от того, чтобы не выскочить и не надавать мальчишке оплеух — пусть ведет себя прилично! — И, пожалуй, сегодня я предпочел бы… — темные очи с фиолетовым отливом подернулись туманной поволокой — …корицу.
Я готова была поклясться, что мальчишка сделал это нарочно. Неужели он флиртует со служанкой? Или это часть коварных замыслов? Что он о себе вообразил! Ну да ничего, у меня в играх — в любых! — опыта побольше.
«Ничего не делай. Оставь заботы мне. Я вернусь за тобой», — сказали мои руки. Жесты выходили острыми, рваными, я никак не могла унять плавящий кости жар. Поскорей бы окунуться в воду…
Мило словно невзначай коснулся уха — «Слова услышаны». Умница. Значит, есть еще надежда, что разум его не до конца затуманила красота девицы из осенних.
Капля воды сорвалась с пальцев и скользнула по загорелой шее…
Я резко хлопнула дверью. Услышат? Ну и пусть. Несносный мальчишка!
Вода в моей купальне оказалась чуть теплой. В другое время я бы разозлилась, но сейчас была только рада. Даже навязчивый запах жасмина и имбиря казался теперь естественным, как дыхание ветра. Еще немного — и меня сморил сон, но тут в дверь гулко постучали. Пришлось вылезать, обтираться полотенцем и спешно натягивать одежду, чтобы впустить позабытую Киле.
Надо заметить, колдунья, изволновавшись от ожидания, порядком растеряла свою горскую невозмутимость и кукольное равнодушие. Все то время, пока Киле расчесывала и перевивала непослушные рыжие волосы с листьями и подгоняла одежду из прохладного бело-зеленого шелка под мой невеликий рост, она тихонько причитала: «Что скажет Светлейший, о, как он будет недоволен…» У меня это не вызывало ничего, кроме смеха да легкого раздражения от затянувшихся приготовлений. Право, даже дома я меньше готовилась к выходу в люди! Но мне тогда помогал Мило…
Как он там, мой мальчик? Наверняка выгнал все-таки эту служанку — иначе и быть не может.
— Это все? — с облегчением спросила я, когда последний локон был заколот у виска почти невидимой шпилькой. Сейчас мне было совсем не страшно: Мило никто не держал в темнице, даже стражу не приставили. Если пожелаем — убежим в любое время.
— Да, госпожа, — с достоинством поклонилась колдунья. — Теперь вы готовы предстать перед очами Светлейшего.
Я только усмехнулась. Вот уж отличие мышления — Ее величество никогда не интересовал внешний вид гостей. Приехали они в традиционных своих нарядах или в равнинных, только с дороги, неумытые даже, или благоухающие ароматными маслами… Главное, чтобы сама она, Тирле, сияла, словно холодный бриллиант.
Что же касается меня… Думаю, такую Лале не признал бы даже художник, Тарло.
Непокорные рыжие пряди, обычно затянутые в сотню косичек, Киле смягчила бальзамом и уложила затейливым каскадом, переплетя волосы с желтыми и зелеными листочками. Позолотила нежные веки и немного — губы, утянула и без того тонкую мою талию рубашкой на шнуровке, укутала в волны белого и бледно-зеленого шелка… Пожалуй, появись я в подобном виде на балу, на меня польстились бы не только любители подразнить закостеневших в ханжестве придворных льстецов.
— Сюда, госпожа, — Киле указывала дорогу.
На сей раз я не пыталась казаться слабее, чем есть, и держалась рядом с колдуньей, не отставая от нее ни на шаг. Мне не терпелось поскорее увидеть Лорда Осени и узнать, какого ворона ему все-таки от нас понадобилось.
Дерево и янтарь, солнечный свет и приглушенные краски гобеленов — все это промелькнуло в один миг, сливаясь в теплый, сонный образ. А потом коридоры и лестницы вдруг кончились, распахнулись двери… и я утонула в осени.