Затем вскочил на постели, в страхе осмотрел руки, плечи, грудь, осторожно провел ладонями по лицу. Все, что касалось его человеческого облика, было на месте, и все волчье уже осталось позади, в том трудном и непонятном сне. У Коростеля давно уже не было в сновидениях такого ощущения правдоподобия, за исключением наведенного сна, который он видел еще на острове зорзов. Постепенно вернулось ощущение болезни, виски налились неимоверной тяжестью, горячие веки так и норовили закрыться, дав успокоение глазам, а те в свою очередь воспалились, ровно он не спал, по меньшей мере, дня три.
За столом у окна сидел Птицелов. Он оперся подбородком на сжатые кулаки и задумчиво смотрел на Яна. Рядом с ним Лекарь сосредоточенно копался в своей знахарской сумке. Раза два он вынимал оттуда некие порошки и один раз – маленький бутылек темного стекла, но Птицелов всякий раз отрицательно качал головой. Наконец Лекарь с превеликой осторожностью предъявил хозяину маленькое черное семечко, и Птицелов благосклонно кивнул.
Лекарь подступился к Яну, но Коростель, даром что болезный – сердито зашипел на зорза как рассерженная кошка. Тогда пришел черед Птицелову вступиться за своего слугу.
– Между прочим, он тебе дело предлагает, – заметил Сигурд. – Когда ты его проглотишь, ты снова заснешь. Заснешь очень быстро, и тебе приснится сон, который непременно вытеснит сон предыдущий. Тебе ведь этого хочется? Уж больно ты орал во сне, приятель – не иначе, как за тобой черти гонялись.
Коростель нехотя кивнул: что правда, то правда… И тут он почувствовал в постели сбоку, возле бедра, что-то длинное и твердое, словно палочка какая. Коростель ощупал рукой вокруг и достал из постели… дудочку. Это была именно та дудочка, которую в свое время смастерил и подарил ему Молчун. Дудочка, которая сыграла такую странную роль в борьбе с Силой Древес. И, кстати, тогда они освобождали от древесного заклятья именно Молчуна… Дудочку у него отобрали сразу, едва только он появился в логове зорзов, и все это время она была в котомке не то Лекаря, не то Колдуна.
– Ты так орал во сне этой ночью, будто тебя режут, – пояснил Птицелов. – И все время требовал свою дудочку. Ну, мы тебе ее и сунули в руку. Правда, ты так ничего нам и не сыграл.
Коростель непонимающе смотрел на лукавого Птицелова, машинально сжимая в руке гладкую трубочку.
– И, заметь, как только ты ее схватил, как безумный, так сразу успокоился, – усмехнулся Птицелов. – И даже не проснулся при этом, так дальше и захрапел.
«Это надо обдумать», – сказал сам себе Коростель. «Во всем этом есть что-то, чего я пока не в силах понять, но ощущение такое, что я, возможно, опять ухватился за какой-то ускользающий хвостик… Да, непременно обдумать, но только не сейчас – потом, когда не будет так страшно раскалываться голова».
Тем временем Лекарь по-прежнему протягивал ему свое лекарство. Птицелов сделал приглашающий жест.
– Возьми, приятель, и тебе сразу полегчает, вот увидишь. Это семечко одного нездешнего и очень редкого растения, к тому же абсолютно безвредного, прошу заметить. Конечно, если только речь идет о человеке, а не каком-нибудь животном – тут же оговорился Птицелов. – В больших количествах я бы тебе этого не посоветовал, а так – вполне. Проспишься хорошенько и сразу выздоровеешь. Впереди – очень важная ночь, и для тебя, в том числе.
Ян нехотя протянул руку, и в ладонь ему невесомо легло черное семечко, размером не крупнее спелых семянок подсолнечника. Он подержал его в руке, затем, повинуясь жесту зорза, положил на язык и проглотил, тут же запив водой из стакана, невесть откуда вдруг возникшего в сухих руках Лекаря. Затем покосился на Птицелова – тот по-прежнему сидел, не меняя позы, и его глаза были воспаленные, как у человека, страдающего бессонницей. Коростель вгляделся повнимательнее и вдруг почувствовал в них понимание, чуть ли даже не сочувствие.
– Ты тоже это… видел? – хрипло спросил Ян, осторожно поглаживая теплое отполированное дерево дудочки.
– Нет, – вздохнул Птицелов. – Не до конца. Любопытно, что мы видим в этом доме одинаковые сны, и оба знаем это. Я, например, видел волка и овец на холме. А потом кто-то встал передо мной и все заслонил спиной. Он, по-моему, очень не хотел, чтобы я видел твои сны.
– Как это? – не понял Коростель.
– Вот так – просто, – проговорил Птицелов. – Взял и заслонил собой все. И самое непонятное мне – я не смог его… отодвинуть.
ГЛАВА 2
ОБРЯД
Коростель проснулся оттого, что кто-то весьма нелюбезно тряс его за плечо. Он попытался сбросить руку, но двое воинов буквально подхватили его с постели и поставили на ноги. «Поднять – подняли, а вот разбудить – не разбудили», всплыли в затуманенном мозгу Яна слова любимого изречения его бывшего сержанта. Затем сильный удар по щеке окончательно привел Коростеля в чувства, первым из которых стала злоба.