Ключ от рая

— Если хорошо пойдут, завтра будут на месте, — проговорил Келхан Кепеле.

Вдоль речного берега торопливой рысцой ехал всадник. Келхан узнал в нем Сахит-хана.

— Далеко путь держишь, хан? — спросил он, когда всадник поравнялся.

— Каушут-хан послал к гаджарам.

Келхан Кепеле понял все без дальнейших расспросов. Сахит-хан ехал в Иран с письмом Каушута, в котором он просил помощи от шаха, потому что Мядемин уже был на подступах к Серахсу.

— Вчера и в Ахал отправились гонцы, — сказала Каркара.

Келхан Кепеле тяжело вздохнул и начал грузить на верблюда бурдюки с водой.

— Да, — сказал он, — надо собирать своих людей в одно место.

По тропинке, ведущей от реки к крепости, ни на минуту не прекращалось движение. В крепость шли лошади, верблюды, ишаки, нагруженные бурдюками с водой, от крепости к реке спешили другие с пустыми бурдюками. Каушут-хан считал, что схватка с Мядемином может растянуться на целый месяц, и на этот срок он решил запастись водой. Еще вчера он велел гонцам, разосланным по аулам, передать приказ о сборе людей в крепости сегодня, до послеобеденного намаза. С самого утра со всех сторон стекались люди, вокруг крепости образовался еще до полудня большой лагерь. Каушут-хан, надвинув на затылок плоскую папаху, ходил по краю старой траншеи, которую углубляли прибывшие люди. Кел-хана Кепеле он встретил улыбкой.

— Скажи, Келхан, — спросил он, подходя к верблюду, — с двумя бурдюками воды можешь прожить месяц?

Люди повернули головы в сторону Келхана. Вид у него был довольно смешной. Несмотря на холодный день, чекмень свой Келхан перекинул через плечо, косоворотка его была расстегнута и обнажала голую грудь. Засученные до колен штаны он тоже забыл опустить.

— Ай, хан-ага, — ответил он из-под верблюжьей головы, — я и с одним бурдюком проживу месяц, могу и совсем не пить.

Из траншеи кто-то выкрикнул писклявым голосом:

— Да ты просто верблюд, Келхан! Молодец!

— А ты что, не знал, — весело отозвался Келхан, — Келхан давно уже инер!

Люди дружно рассмеялись. Сегодня им нужна была шутка, и они весело смеялись и шутили, словно ожидал их не тяжелый бой, а веселый праздник.

— Хан-ага, — окликнул Каушута из траншеи какой-то парень, — мы дошли уже до воды, можно брать ее и в траншее.

— Слава аллаху! — воскликнул хан и, опершись руками о край траншеи, спрыгнул на дно. — Дай-ка, сынок, лопату.

Каушут привычно вскапывал и отбрасывал глину, прошел шагов десять — двенадцать, оставляя за собой канавку с жидкой зеленоватой грязью, потом распрямился и воткнул лопату. Ичиг его левой ноги до самой бахромы ушел в зеленоватую жижу. Каушут удивленно огляделся вокруг. Ребята молча последовали его примеру, дружно взялись за лопаты. И работа вскоре была закончена.

Довольный хан вылез из траншеи, стряхнул с себя глину и направился к воротам крепости. У самого входа его нагнал всадник, резко остановил загнанную лошадь.

— В чем дело, джигит?

Взмыленная лошадь раздувала ноздри, юноша также не мог отдышаться, словно все время бежал вместе с лошадью.

— Хан-ага, Мядемин идет. Как овцы идут, пыль стоит. Видно, до заката солнца у нас будут.

Хан молча кивнул головой и вошел в крепость. На глаза ему попался подросток.

— Ты что тут бездельничаешь? — строго спросил хан.

Опустив голову, паренек робко ответил:

— Мы бурдюки прислоняли, больше делать нечего.

— Если нечего делать, тогда седлай коня и к реке, всех в крепость, немедленно.

Мальчишка мигом вскочил на чью-то уже заседланную лошадь и вихрем вылетел из ворот. Каушут-хан подошел к группе людей, укрывавших неглубокие ямы, корпечи[87]. Вырытые со скосом в сторону, эти корпечи теперь предназначались уже не новорожденным ягнятам, а новорожденным детям. Дно корпечи было выстлано ветками и поверху накрыто кошмой. Убежище теплое и удобное для маленьких детей, вчера еще в таких ямах держали неокрепших ягнят.

— Как дела продвигаются, сердар? — обратился Каушут-хан к Тач-гоку, который руководил подготовкой корпечи.

— Последнюю накрываем, хан.

Каушут поблагодарил сердара, он был доволен, что работа везде ладилась и уже подходила к концу.

Посередине крепостного двора Непес-мулла раздавал ребятам оружие, привезенное из Ахала.

Хан посмотрел на ребят, разбиравших оружие, ответил на их приветствие и, чтобы подбодрить всех, сказал:

— Если аллах на нашей стороне, мулла, то, бог даст, мы быстро накроем голову Мядемина его серой палаткой.

Непес-мулла, занятый серьезным делом, не ответил хану на его слова.

Четырнадцатого марта тысяча восемьсот пятьдесят пятого года, после полудня, войска Мядемина подошли к Серахсу. Не успев остановиться, хан заметил, как закрылись ворота Серахской крепости. Он повернул голову к Мухамеду Якубу Мятеру, показал на закрывшуюся крепость и надменно усмехнулся. Мухамед Якуб Мятер безошибочно понял значение ханской усмешки и ответил ему той же усмешкой. Мядемин снова посмотрел в глаза своему военачальнику.

— Как может комар, — сказал он, — защититься от конского копыта, Мятер?

Военачальник значительно промолчал. Но Мядемин не удовлетворился молчанием Мятера и снова обратился к нему: