Через несколько часов мы набрели на озерцо и устроили привал. Судьба наша к тому моменту прояснилась окончательно.
Королевства не найти. Мы потерялись на неоткрытых землях.
Без мага дороги принц и принцесса проживут здесь минут тридцать, не больше. А сколько проживем мы все втроем — знает только «королева тумана».
Усевшись на берегу, мы дружно впали в оцепенение. Не хотелось ни двигаться, ни говорить; на поверхность озерца время от времени вырывался со дна большой пузырь, лопался, и тогда по масляной глади расходилась круглая волна.
— Что это было? — спросил наконец принц. — Кто там смеялся?
Оказывается, они с Эльвирой не видели туманную бабищу. Только ощущали беду и слышали смех. Я описала им, не жалея подробностей, все, что произошло в первые минуты после нашего освобождения из потока.
— Значит, это она все подстроила?! — Принц почти кричал. — Значит, это она… Она внушила нам идею уйти, оставить Королевство, зажить своей…
— Никто вам не внушал, — сказала я жестко. — Вы сами этого хотели уже давно. Вы только об этом и мечтали. Я слышала ваши разговоры!
— Ты подслушивала?!
— Тише, принц, — сказала Эльвира. — Лена не сказала ни слова королю, вот о чем подумай. Если бы она не была такая благородная…
— Мы бы здесь не сидели, — зло оборвала я. — Надо было сразу все выложить, и тогда…
— Нам бы отрубили головы, — спокойно закончила Эльвира. — Вернее, мне. Александр все-таки единственный сын короля. А я — ходячая угроза раскола. Оберон не стал бы со мной церемониться.
— И правильно! — Я смотрела ей в глаза. — Потому что теперь — теперь! — Королевство осталось без мага дороги. Как эта баба и хотела с самого начала. И они там могут погибнуть, все наши люди, все…
— Не преувеличивай. — Эльвира чуть улыбнулась. — Потерять тебя Оберону обидно, конечно, но это не самая страшная потеря. Магической силой король превосходит тебя в тысячу раз. А есть ведь еще Ланс. И Гарольд…
— Ах, вот как?! Что же ты мне раньше говорила, что я могуществом равна Оберону? Подлизывалась, да?
— Не кричи, — устало вздохнула Эльвира. — Я, может, хочу тебя успокоить. А ты злишься.
Мы замолчали. Стало тихо. Только булькали, поднимаясь со дна, пузырьки: буль… буль…
— Нам нет смысла ссориться, — снова начала Эльвира. — Мы в одной яме. Надо выбираться. И ты, Лена, прекрасно понимаешь, что твоя ответственность сейчас — это мы. От тебя зависит, будет жить сын короля — или его сожрет какая-то пакость.
Разумеется, мне нечего было ей возразить. Я уныло молчала.
— Мы должны бороться и выживать, — продолжала принцесса увереннее. — И когда мы выйдем на новое место — мы все-таки обоснуем там Королевство. Тогда ты станешь верховным магом… или уйдешь домой. Для тебя это тоже единственный шанс, пойми!
— Все равно я останусь предателем.
— Кто сказал? Кто сказал «предатель»? Оберон, может быть, никогда не узнает, что с нами случилось. Например, он подумает, что на нас с принцем напало чудовище, ты кинулась нас защищать и мы вместе погибли… Оберон, может быть, тебя павшим героем считает, а вовсе не…
— Кого ты хочешь обмануть? — Я смотрела на озеро. — Оберона? Меня? Себя?
Какая неприятная, неестественная тишина стояла в этом лесу!
— А что мы будем есть? — уныло спросил принц.
Спросил бы чего-нибудь полегче!
Без посоха просто не знаю что бы я делала. А так удалось и огонь развести, и одежду высушить, и отыскать среди множества уродливых грибов такие, которые безопасно есть. Мы накалывали грибы на прутики и пекли на углях. Хорошо бы еще рыбу поймать, да удочки нет, а посохом я не умею…
Мы согрелись, кое-как утолили голод и даже немножко поспали — принц с Эльвирой в обнимку, я в стороне, свернувшись калачиком. Они любили друг друга, жалели друг друга, поддерживали, я не могла этого не видеть, эта любовь могла быть хоть слабым, но оправданием тому, что мы сделали…
Только мне не было оправданий.
Будь проклят день, когда я познакомилась с принцем на берегу. Будь проклят день, когда я стала хорошо к нему относиться. Он чувствовал во мне эту слабость: не пошел ведь к Лансу, к Гарольду — ко мне пошел, предлагая измену, и не ошибся.
А казалось так просто: перейти овраг и вернуться обратно!
Я лежала в обнимку с посохом и вспоминала того, кто дал мне мое первое магическое оружие. Воображала, как Оберон сидит в шатре, спокойный, как обычно, и суровый, как никогда прежде. И Гарольд не знает, куда девать глаза. И Ланс разглядывает свой костяной посох с полным равнодушием на лице: измены случались прежде, измены будут всегда. Не беспокойтесь, ваше величество, еще есть маги, верные вам и Королевству…
А если навалятся сосуны?
А если снова придется уходить от опасности под землей? Втроем не удержать тоннель, он завалится, все погибнут…
А что думают обо мне стражники? Повара? Музыканты? Мать Гарольда? Наверное, только и разговоров…
Или наоборот: все молчат, будто сговорились забыть мое имя. Будто меня никогда с ними не было. Как будто я не спасала их, рискуя жизнью…
И я заплакала от жалости к себе. И еще от стыда.