Ключ от двери

Брайн окинул его взглядом: это был человек среднего роста, плотный, здоровый, лет тридцати пяти. Его панама, перелетев через борт машины, упала на башмак Брайна, как кольцо в ярмарочном аттракционе, а теперь владелец панамы взял ее и нахлобучил на лысеющую голову. На нем были защитного цвета штаны, заправленные в армей­ские сапоги, и белая пятидолларовая рубашка — словом, самая дешевая неформенная одежда, какую только можно придумать. Рубашка с открытым воротом и закатанными рукавами обнажала волосатые руки и грудь, на левой руке была вытатуирована голая женщина. «Строевик,— решил Брайн. — Наверно, уже лет десять в армии, и в Малайе он тоже не новичок, во всяком случае судя по загару». Лицо у него свежее, сквозь загар проступал ру­мянец, но в густых усах пробивалась седина, а светло-карие глаза заставляли думать, что когда-то он был ша­теном. В нем было что-то юношеское, какая-то простота и разумность в отношении к жизни; Брайн замечал это и в других сверхсрочниках, которые жили в этом замкнутом служебном мирке и оставались добродушными, поклади­стыми, пока не становились унтер-офицерами (он подозре­вал, что этот как раз и был унтер-офицером, но не мог бы сказать наверняка и оттого испытывал некоторую нелов­кость. Нужно это дурацкое обращение по уставу, когда говоришь с ним, или нет?). В нем чувствовалась какая-то целеустремленнность и добродушный юмор, потому что та­кие люди не знают забот, но за стенами лагеря, в штатской одежде, они проходят по жизни неуверенно, точно во сне.

Грузовик с ревом промчался через деревню, и от быст­рой езды пятна пота у них на рубахах высохли.

— Я тоже связист, — сказал новенький, когда Керкби ему ответил. — Так что, когда вернемся, нам часто придет­ся вместе работать. Моя фамилия Нотмэн. Для офицеров капрал Нотмэн, а для вас просто Лен. Плевал я на эту дисциплину и на то, есть ли у вас нашивки или нет.

— Это мы увидим, — сказал Бейкер. — А где вы рабо­тать будете?

— На телефонной станции. Я раньше радистом был на самолете, но потом, когда нас стало слишком много, меня разжаловали. Хотели на кухню сунуть, чистить картошку, но я устроился телефонистом при ФБП.

Керкби повернулся к нему.

— Что это за ФБП? — спросил он с усмешкой.

— Филиал британских пиратов. Федерация британских паразитов. Фаршированные головы. Безденежье. Покале­ченные ноги. Десять шиллингов в день на всем готовом, даже крабов дают. Но я устал до смерти, — сказал он. — Сегодня в четыре часа встал.

— Теперь нас таких двое, — сказал Бейкер. Нотмэн вытащил из вещевого мешка бутылку китай­ской рисовой водки.

— На, попробуй. Кишки не загниют. Здесь самое лучшее виски. Я его в этой бутылке ношу, как самогонку — прячу, чтобы не угощать всяких сволочей, которые мне не по нутру. А они-то думают, я им одолжение делаю, что не сую под нос эту бутылку, они мне за это благо­дарны. А потом спохватятся, да поздно.

Брайн сделал глоток из бутылки, за ним Керкби. Бей­кер решил воздержаться.

— Будет поздно, друг, — сказал Нотмэн. — Бери, пока дают, не прогадаешь. А то через пять минут у тебя может сердечный припадок начаться, и тогда калекой на всю жизнь останешься. Меня уж тут выучили.

— Ты откуда? — спросил Брайн, заметив в его речи своеобразный акцент.

— Из Канады, но у вас, у лимонадников, восемь лет прожил, так что теперь, наверно, стал такой же, как вы. — Он запихнул бутылку обратно в мешок и запел хрипло­ватым, но приятным голосом, глядя на проносившиеся мимо пальмы:

Нас в небесные чертоги

Не доставит старый форд,

Потому что старый форд

Не домчит туда и в год...

Он пел, пока Брайн, Пит и даже Бейкер не подхватили песню. Трудно было сказать, пьян ли Нотмэн или просто разошелся, а может, и то и другое, да к тому же, наверно, сказывалось напряжение, накопившееся за время скучных дежурств, и неожиданная разрядка. Они слушали слова песни и живо подхватывали каждый куплет, а грузовик тем временем въехал в Кота-Либис и повернул к воротам порта, где таможенные чиновники в чалмах удивленно подняли головы от тюков и чемоданов, чтобы взглянуть, откуда доносится пение:

И нельзя связаться с небом

Нашим кодом Ку-Дэ-Эм ,

Потому что нет у бога

Передатчиков совсем.

Брайн стоял у поручней, глядя, как зеленая вода течет к Муонгу. Три большие джонки, груженные мешками с рисом и каучуком, плыли туда же, и их латаные паруса медленно скользили над водой, что казалось, будто и не движутся вовсе; это напоминало ему прочитанные недавно стихи о старых кораблях, чьи паруса, как лебеди, плыли. «Да, похоже на спящих лебедей, — подумал он, — и еще они похожи на корабли, которые после битвы тащатся в спасительную гавань». Нотмэн сидел в кузове, стиснув руками голову, потом стал безразлично смотреть назад, на длинную полосу берега, словно те новые места, куда он ехал, не интересовали его.