Ключ от двери

Выпив воды, Брайн ощупью добрался до походной койки, расстелил простыню. Бейкер не позвонил вовремя в часть, чтоб зарядили аккумуляторы, и они совсем разрядились, так что теперь в рубке ни черта не видно. Он лежал на койке и слушал, как капли дождя стучат в стены и по кры­ше, словно тысячи зерен риса, — дождевая страда в юго-восточной Азии. «Что бы сделали Дэйв и Колин на моем месте? В два счета улизнули бы. Но они б так далеко не забрались, как я, а ведь я тут кое-что повидал такое, чего им сроду не увидеть. «Я тебе не рассказывал, Дэйв, как я видел питона, когда служил в Малайе? Он полз прямо по рисовому полю. Длинный, футов двадцать, и толстый, как моя ляжка, а как расплескивал лужи! Но я на него и смот­реть не стал!» «Что ж ты, смотрел бы на здоровье, — ска­зал бы Дэйв. — А я лучше в кино посмотрю Тарзана».

Огромные крысы без конца шмыгали по стенам, шушу­каясь где-то под крышей о том, что вода согнала их с на­сиженных мест. Общество это ему не особенно нравилось, и он стал крутить ручку телефона в надежде, что кабель каким-нибудь чудом соединится где-то на дне этих болот. Но телефон молчал, бесполезный, как взломанный замок, и Брайн, выпив еще глоток воды, уснул в холодном поту.

Бледные зигзаги молний озаряли рубку, проникали ему под веки и заставили его в конце концов широко от­крыть глаза, и теперь — когда, приподнявшись, он стал напряженно вглядываться во тьму, где ревел ветер, гремел гром и так сверкало, словно какой-то сумасшедший, выпу­щенный на волю, хулиганил со спичками и гремучей смесью, — теперь этот гром казался ему еще оглушитель­нее, чем раньше, когда он лежал, уткнувшись в подушки. Простыни намокли, и он подумал, что, наверно, не заме­тил, как на него капала вода, но потом успокоился, поняв, что это пот. Мысль, что ему придется сейчас передвигать койку на другое место, была несносна, и у него не хватало сил преодолеть усталость.

Молнии сверкали непрерывно, словно небо преврати­лось в одну гигантскую сигнальную лампу; один раз спро­сонья он даже попытался прочесть ее сигналы, но они были бессмысленны — какая-то невразумительная морзян­ка, перекрываемая громом.

Он заметил, что серый, тусклый свет проник в рубку, почувствовал это, еще не раскрывая глаз, словно свет этот был осязаемым, — призрачная завеса, которую дождь про­сунул, как письмо, под дверь, пока он лежал, отвернув­шись к стенке. Он еще не совсем проснулся, и шум, при­ветствовавший его, был так оглушителен, что он, пожалуй, предпочел бы поспать еще. Шторм, бушевавший всю ночь, продолжал греметь, словно шло сражение, и, хотя бушевал он повсюду, казалось, что главная сила удара сосредото­чена на этом рисовом поле, и в первую очередь на радио­рубке. И в эти минуты, пока он бодрствовал, лежа на спи­не, в душу ему прокралось беспокойство. Он вздрогнул от жгучего прикосновения холодной простыни и пронзитель­ного запаха плесени, потом закашлялся, — после присту­па кашля ему стало еще холодней; он сел, натягивая на себя рубаху. Вода поднялась уже до самой койки, затопив его высокие сапоги и обтрепанную книжку карманной се­рии «Пингвин». Потоп, да и только! Надо будет проголо­совать, если мимо пойдет Ноев ковчег, чтоб подвезли. Все на борт. Домой. «Что же делать, что же делать, раз попал в эту дыру? Плюнь на все. Сиди и помалкивай. И все-таки, что за свинство! Но надо все же пошевелиться. Из-за это­го грома собственных мыслей не слышно, мне бы наушни­ки да козырек на глаза от молний». Из сапог извилистой струйкой текла вода; вылив ее, он обулся, побрел к рации и включил передатчик. Потом настроился и сразу же по­лучил приветствие из Мингаладона в Бирме: «Доброе утро!» «А что в нем доброго?» — отстучал он в ответ. И замолчал. Было уже семь часов.

Он выглянул из двери, которая была с подветренной стороны. Все, кроме маячивших вдали деревьев, ушло под воду, так что тропинка, которая вела через затопленное поле к видневшейся вдали взлетной дорожке, совсем ис­чезла. Дождь все лил, хлестал по взбаламученной воде, и казалось, он будет идти без конца, пока сама рубка не уплывет прочь. Первым побуждением Брайна было бро­сить рубку, перебраться через рисовое поле к взлетной до­рожке, потому что антенны сейчас все равно бесполезны и не могут больше служить для пеленга.

Он зашлепал по лужам к пульту и, каким-то чудом со­единившись по телефону с контрольной вышкой, обрисо­вал дежурному офицеру грустную, но довольно наглядную картину своих бедствий. Дежурный прервал его: «Запи­рай рубку и пробирайся сюда. Грузовик отвезет тебя в ла­герь». «Вот только лодку за мной не пришлют, чтоб до взлетной дорожки добраться, — подумал он и с такой си­лой захлопнул крышку приемника, что она чуть не трес­нула. — Идиот паршивый!»