Патрик расхаживал вдоль обрыва и недовольно жмурился. Память, напитанная сотнями тайных книг и сокрытых знаний, ничего не говорила ему об этих людях, ворвавшихся в его жизнь решительно и вместе с тем искусно, с изяществом все рассчитав на несколько ходов вперед. Книгочей не мог отказать врагу в тонкости ума, но здесь он чувствовал нутром нечеловеческую логику, упрямую и холодную. Понять – значит победить, всегда считал тщедушный черноволосый мальчик, когда-то привезенный на рабской галере из далекой студеной островной страны в края, где морские волны порой выбрасывают на берег куски окаменевшей первобытной солнечной смолы, запутавшиеся в пучках штормовой травы. Для себя Книгочей решил считать зорзов некой воинствующей кастой, странствующими жрецами, возможно, обладающими своеобразной магией, неизвестной в этих краях.
Да, подумал он про себя, зябко кутаясь в плащ, это именно жрецы, адепты какого-то неизвестного учения или религии, корни которой где-то далеко. Нужно будет поговорить с Травником об этом при встрече.
Книгочей быстро наклонился и сорвал еле приметную травинку наподобие клевера. Он слегка встряхнул ее и по особой, ему одному известной метаморфозе лепестка определил предутренний час. Книгочей внимательно оглядел окрестности темных дубрав и противоположный берег реки, затем повернул и пошел к догорающему костру. Пора было будить на смену Молчуна. Мысли о зорзах и Птицелове не шли из головы, и Патрик прибавил шаг, торопясь к спокойному, домашнему теплу огня. Он был недоволен собой.
– Ну, что надумал, мудрец? – с простоватой ухмылкой поинтересовался Снегирь. За ночь румянец на его щеках поувял, да и заспанные глазки совсем превратились в щелочки. – Как нам супостатов воевать? Книжицы об этом что-нибудь говорят?
– Говорят, да только не таким филинам, что дрыхнут всю ночь без задних ног, – парировал Книгочей. Вид у него был хмурый.
– А там ничего не сказано насчет филинов, сколько у них ног и всего прочего? – весело подмигнул сам себе толстячок.
– Сказано только про снегирей, – заговорщицким тоном прошептал Патрик, – да, впрочем, ты и сам все знаешь.
– Грубый ты и невоспитанный, – заявил Снегирь, – а еще книжки всякие грызешь, ровно мышь. Лучше с Молчуном пойду поболтать, у него хоть чувство юмора есть.
– Валяй-валяй, – откликнулся Книгочей, – а то он уже давно на берегу торчит, нахохлился, как сыч. Захвати ему одеяло, Казимир, он небось закоченел совсем.
Облокотившись на локоть, он сгреб одеяло и бросил Снегирю. Тот неуклюже подхватил его и поспешно направился к берегу, где на обрыве неподвижно застыла маленькая черная фигурка. Молчун сидел на самом краю, бесстрашно свесив ноги. Метрах в шести под ним текла проснувшаяся река, с того берега из зарослей камыша перелетали смелые чернильные стрекозы-лютки, и неглубокими лужицами проступали следы стада, приходившего ночью на водопой. Одичавшие коровы из разоренных войной сел обходили человека стороной и успешно защищались от раздобревших по весне волков. Днем они отсыпались в чащах, а по ночам паслись у воды.
– Ну что, Молчун, задрог небось поутру? – приятельски осведомился Снегирь, неожиданно и звучно хлопнув сторожа по спине. Тот не шелохнулся и даже не повернулся к друиду.
– Йонас, ты спишь, что ли? – рассердился Снегирь и дал соне крепкий подзатыльник. Молчун пошатнулся и вдруг боком скользнул вниз, покатившись с обрыва в прибрежную тину. На отчаянное восклицание Снегиря Патрик вскочил – одеревеневшие за ночь ноги чуть не подогнулись – и большими шагами понесся к обрыву. Снегирь уже вытаскивал из тины и взбаламученного ила бесчувственного Молчуна, а над ним с сухим треском вились веселые стрелки и лютки, норовя усесться на голову. Ухнув вниз, Книгочей ухватил товарища за локоть, и они вдвоем выволокли перемазанного мокрым песком Молчуна наверх. Лицо его было бледное, но сердце отчетливо билось редкими ватными ударами в груди.
– Он в беспамятстве, Казик, – проговорил Книгочей, пытаясь отдышаться после лазанья по песку. – Нужно что-то сделать.
– Что сделать, что сделать… – сварливо проворчал Снегирь. – Сам небось знаешь, что надо теперь.
Он рывком поставил бесчувственного друида на ноги. Голова Молчуна безвольно упала на грудь, и все тело обмякло. Книгочей закусил губу и приготовился помогать Снегирю, а тот уже тихо шептал что-то про себя, крепко прижимая Молчуна к своему необъятному животу.
ГЛАВА 11
ЛИСОВИН И ГВИНПИН. ПРИЛИВ