Зал вылета был переполнен туристами, которые, очистив душу в Руне, торопились вернуться домой. Лив сравнила несколько очередей и выбрала самую длинную — просто потому, что эта очередь стояла к очень толстому таможеннику, едва не засыпавшему на влажной жаре. Лив наблюдала за тем, как он проверяет паспорт каждого очередного пассажира, причем серьезность на его расплывшемся лице постепенно сменялась выражением непреодолимой скуки. Он ни на ком не задерживал свой взгляд дольше, чем на секунду, и Лив, дойдя до таможенника, почувствовала себя гораздо спокойнее.
Он раскрыл ее паспорт, мельком взглянул на фамилию, сравнил с тем, что написано в билете. Потом посмотрел на Лив, перевел суровый взгляд с лица на фото и обратно. Лив смахнула с головы бейсболку и посмотрела на таможенника, изо всех сил стараясь изобразить безразличие. Она почти физически ощущала, как глаза толстяка шарят по ее лицу, словно усики какого-то гигантского насекомого. Он изучал ее не торопясь. Ни на кого другого в очереди таможенник не потратил столько времени. В ушах Лив молоточками стучала кровь, глаза заливал пот — и от волнения, и оттого что в зале плохо работали кондиционеры. А глаза таможенника все ползали по ее лицу, потом стали ощупывать фигуру. Вообще-то, это должно было до крайности рассердить Лив, но сейчас она испытала только легкое раздражение. Этот чиновник вовсе не был крутым пограничником с секретными списками подозреваемых и наметанным на всевозможных беглецов глазом. Просто безобразному жирному типу нравится глазеть на девушек. Так пусть себе глазеет — Лив успокаивала себя тем, что, если позднее его спросят, как она выглядит, он и лица ее толком припомнить не сумеет.
Ей показалось, что прошло несколько долгих часов, прежде чем таможенник захлопнул паспорт и положил на стойку. Лив схватила его и поспешно удалилась, даже не замечая, что нервно теребит верхнюю пуговицу своей блузки. Она заняла место в другой очереди, медленно продвигавшейся к заключительному этапу контроля, и вздохнула с некоторым облегчением. Еще немного, и она окажется в полной безопасности. Очередь двигалась, вокруг шумели и галдели — и напряжение стало покидать Лив. Но вот в голове очереди послышались громкий треск и стук, и сердце девушки снова забилось учащенно.
Лив подняла голову, опасаясь, что увидит сейчас таможенника с целым отрядом охранников, и все будут показывать пальцами на нее. Вместо этого она увидела беременную женщину в парандже; материя туго натянулась на большом животе. Она уронила свой пластмассовый поднос и, опустившись на пол, отчаянно пыталась собрать рассыпавшиеся вещи, а над ней навис мужчина, сердито кричавший что-то по-арабски.
Потом он ударил женщину тыльной стороной ладони, будто отгонял от себя надоедливую муху, но ударил прицельно, сильно. От этого удара голова женщины мотнулась в сторону, потом она продолжила собирать рассыпанное — похоже, к подобному ей было не привыкать.
Лив так и не поняла: то ли от переключения внимания, то ли от возмущения, вызванного этой сценой, но в голове у нее что-то как бы щелкнуло. Что-то вырвалось из темных глубин подсознания на поверхность. Она даже чувствовала, как это «что-то» пробирается внутри, едва не приподнимая и ее вместе с собой. В голове раздался шепот, постепенно заполнивший весь мозг. Он становился все громче, нарастая, как шум воды, пробивающей себе путь сквозь скалы. А потом она расслышала кое-что еще — нечто очень конкретное.
Слово.
Оно так поразило Лив, что все остальное поплыло перед глазами, будто в замедленной съемке. Она отстраненно наблюдала, как охранник шагнул вперед, взял за руку мужчину, ударившего свою жену, — взял решительно, но без гнева. Женщина, ползая по полу, продолжала собирать то, что уронила, и складывать на поднос. Все это было так странно, что гнев Лив куда-то улетучился, шепот в ушах стал не таким громким, а слово начало ускользать от нее. Она резко выпрямилась, шаря рукой в своем рюкзаке, быстро перерывая содержимое в поисках авторучки. Она испугалась, что слово забудется, погрузится в те пучины мозга, куда сознание не в силах за ним последовать. Ручку она нашла и, за отсутствием бумаги, лихорадочно записала слово на руке. Но в этот самый момент ручка вышла из-под контроля, задвигалась сама по себе, выводя вместо букв, похожих на услышанные Лив звуки, несколько угловатых символов, каких она раньше не встречала ни в одном языке.
Она перечитала написанное, и в ее сознании оно преобразовалось сначала в услышанные ею звуки:
А в следующее мгновение прорезался таившийся в этих звуках смысл:
КЛЮЧ.