Ключ

Теперь стало ясно, каким образом сумел Оскар вообще доставить Звездную карту сюда, — он ведь до побега готовился стать Посвященным. Во время одного из молитвенных бдений он мог пронести камень в склеп, зная, что сюда больше никто не придет. Пока не приняли решение навести здесь чистоту.

— Нет ли записей об этих посвящениях?

— Все записи классифицируются и хранятся в архивах великой библиотеки, однако она пока закрыта. Мне, возможно, удастся туда попасть, но только после заутрени, да и то не сразу. Архивы очень обширны.

Габриель разочарованно вздохнул. Он вспомнил тонкий серп луны на темном небосклоне — с каждым часом этот серп становился все тоньше. Габриель вынул из кармана свой смартфон.

— Время — это единственное, чего у нас почти не осталось, — сказал он, нажав на клавишу, и передал смартфон Афанасиусу. Заставкой служила фотография той страницы из дневника Оскара, где было записано Зеркальное пророчество. Афанасиус взял аппарат и стал читать текст.

После затхлой атмосферы склепа воздух в соборной пещере казался свежим.

— Нам надо спешить, — проговорил Афанасиус, проходя через главный вход. — Скоро будут сменяться монахи, бдевшие всю ночь за молитвой, и в коридорах уже не будет так пустынно. Я проведу вас назад более коротким путем.

Они пошли в обратном направлении по лабиринту подземных переходов, срезая то тут, то там углы, минуя дормитории, из которых доносился храп монахов, и уединенные часовни, где молились бодрствующие братья. Габриель по-прежнему шел позади, низко наклонив голову, прикрыв лицо капюшоном и стараясь не слишком приближаться к Афанасиусу — на случай, если их кто-то остановит. Уже недалеко было до пещеры приношений, когда оба они услышали негромкий стон, прокатившийся в темноте подземелий, — словно вскрикнуло попавшее в капкан животное. Афанасиус с Габриелем остановились и прислушались: стон нарастал, потом быстро затих. И тут же они услышали шаги. Любой звук в туннеле отдавался гулким эхом, так что невозможно было понять, с какой стороны к ним кто-то приближается. Габриель нырнул в тень дверной ниши и нащупал в кармане пистолет. Появилась фигура, одетая в красное, и быстро подошла к Афанасиусу.

— Ступай за мной, так велено, — произнес монах в красном.

— Куда идти-то?

— В лазарет. Брат Сименон приказал мне найти тебя. Сказал, что это срочно.

Из глубин горы снова послышался стон, от которого кровь стыла в жилах.

— Хорошо, — ответил Афанасиус посланцу. — Я было собрался подняться по этой лестнице в пещеру приношений, там нужно поменять расписание дежурств. Думаю, с этим можно подождать.

Габриель вжался в дверной косяк и наблюдал, как монах в красной сутане уводит Афанасиуса по коридору, а вместе с ними удаляется и слабенький огонек масляной лампы. В наступившей полной темноте он еще прислушивался к удаляющимся шагам, пока те не затихли окончательно, потом шагнул в коридор и двинулся тем же путем, которым они шли с Афанасиусом. Вынул из кармана свой фонарик и включил, прикрывая свет ладонью. Впереди показался поворот, а затем лестница, ведущая наверх, — надо надеяться, та самая, на которую туманно намекнул Афанасиус.

Несколько минут подъема по лестнице — и Габриель почувствовал слева приток свежего воздуха, идя навстречу которому он благополучно добрался до нужной пещеры. Снял монашеское одеяние, аккуратно свернул и положил на низкую полку, после чего подошел к краю люка. Веревку колокола он закрепил длинной доской — здесь был целый штабель таких. Руки Габриеля по-прежнему были слабыми, но мысль о том, что сила тяжести на этот раз будет работать на него, успокаивала. Он снова надел рукавицы и потянул веревку.

Сюда он поднимался в надежде отыскать карту, которая приведет их в древний священный край. Покидал же Цитадель он с пустыми руками, питая очень и очень слабую надежду на то, что Афанасиусу удастся где-то в архивах напасть на давно остывший след. Габриель посмотрел на светившую в небе луну и подумал о Лив, которая сейчас, должно быть, уже где-то неподалеку. Он ведь обещал, что она может на него положиться, но все же подвел ее. Не сумел защитить ее, не сумел найти ту единственную вещь, которая только и могла освободить Лив от последствий мрачного пророчества, опутавшего девушку по рукам и ногам. Эти мысли угнетали его, когда он обмотал веревку вокруг ноги и шагнул на платформу, а затем соскользнул с нее как человек, которого подвергают медленному повешению.

78

К тому времени, когда Афанасиус добрался до лестницы, ведущей в лазарет, звук, который он уже слышал в верхней части горы, превратился в целый хор стенающих грешных душ. С каждым шагом эти стоны звучали все отчетливее, и ему потребовалось напрячь всю свою волю, чтобы продолжить путь. В общем шуме теперь можно было различить обрывки слов. То были жалобы и причитания, среди которых чаще всего повторялось «прости мне грехи мои».