Ключ

И все-таки, сможет он создать такую машину?

— Ты прирожденный культорг, — сказал Валера, когда выходили из кино, — фильм действительно хороший.

— А народу было мало.

— Ты недоволен собой?

— Да. Другие цехи по двести билетов берут…

— Выходит, тебе есть над чем подумать.

На этом они и распрощались. А киевское вечернее небо рвал злой ветер, хлестал по улицам ледяным дождем, сыпал снегом, налетал порывами, пронизывая стужей до костей.

— Без тебя я бы и не добралась до дома, — уже в подъезде, отдышавшись, сказала Ольга Степановна, — теперь ты редко, ко мне заходишь.

— Работы много…

— Оно, конечно, так, только всю ее не переделаешь. Не много ли взвалил себе на плечи?

— Нет, в самый раз.

— Ну, смотри, тебе виднее. Доброй ночи.

— Мне до ночи еще далеко.

И хотя на улице было темно, для Демида восемь часов — еще не вечер, можно успеть вдоволь поработать. Что ему написала Гафия Дмитриевна?

Переоделся, взял инструменты, собрался было идти, но в этот момент в дверь позвонили. Открывал удивленный: вроде бы и не ждал никого.

— Лариса! Ты? Проходи, пожалуйста. Давно тебя не видел…

— Ты только пришел или собираешься уходить?

— Собираюсь идти.

— Извини, что я вот так, вдруг… Но у меня, кроме тебя, нет никого, к кому бы я могла прийти запросто, без приглашения… Мне надо переждать, пока отец угомонится, а на улице — светопреставление.

— О чем разговор, проходи, раздевайся.

Лариса сняла шубку, шапочку, прошла в комнату. Демид залюбовался ею: какая славная растет девушка. Высокая вытянулась, стройненькая. Глаза большие, глубокие, утонуть в их глубине можно…

Села в кресло, форма на ней школьная, не успела и переодеться, видно, прямо из школы нарвалась дома на пьяного отца и убежала. Нос покраснел, плакала, видно. Устроилась удобнее в кресле, положив ногу на ногу, посмотрела на Демида, сказала:

— Ты иди, куда собирался, а я, с твоего разрешения, немного у тебя посижу. Поздно вернешься?

— Не знаю, все будет зависеть от того, какая подвернется работа.

— Работай спокойно. Я побуду часов до одиннадцати, пока он утихомирится и уснет.

— А как же мама?

— Маму он сейчас не трогает. Почему-то всю свою пьяную злобу обрушивает на меня. Почему — не знаю. А трезвый на руках готов носить, пылиночки сдувать… Вот так бывает в жизни. Ты прости, что я тебя беспокою, но ведь не каждому скажешь, какая дома беда, стыдно… А ты знаешь, ты свой, и я тебя не стыжусь. Спасибо тебе…

— Ну что ты, Лариса! Что ты такое говоришь? Да Как же иначе? Приходи всегда, я рад тебя видеть. Слушай, а ничем нельзя помочь? Может, полечить бы его?

— Лечили уже несколько раз. Месяца три не пьет, потом снова-здорово. И сегодня сорвался. Ну, иди…

— Дождись меня, поужинаем вместе, у меня масло, колбаса на кухне. И домой я тебя провожу.

— Хорошо.

Демид вышел, позвякивая инструментами, и на сердце было так же скверно, как и в небе, что обрушилось на землю злым дождем и снегом. Как помочь девушке? Что он может сделать? Ничего. Вот и выходит, что, когда человеку горько живется, он один. Да, нелегкая штука жизнь.

Работы было много, в трех квартирах, и Лариса, не дождавшись его, ушла. На тахте лежал один из томов Вовгуры. Рядом расписка директора кинотеатра с рисунками ключа, и тут же стояли три вопросительных знака. Демид сунул ее в эту книгу просто так, не зная почему, даже улыбнулся тогда, подшучивая над собой: «Продолжаю работу Баритона».

Под рисунком была какая-то приписка. Приглядевшись повнимательнее, прочел: «А это от чего ключ?» — спрашивала Лариса.

Демид в сердцах отбросил записку, проговорил вслух:

— Нет, девочка, ошибаешься. Не пойду я его дорогой, не пойду.

А Ларису жалко, так жалко, что сердце сжимается от боли. Ведь она пока в девятом классе, ребенок еще… Если будет нужно, он защитит ее, чего бы это ни стоило, защитит. Нет, милая Лариса, ты в беде не будешь одинока!

Он не знал, что в это мгновение случилось, пожалуй, важнейшее событие в его жизни; появилось желание взрослого человека, мужчины, защитить слабого, уберечь от беды девушку. Демид взглянул на старый будильник, доставшийся ему в подарок от Альберта Лоботряса. Тот сказал, что выкинет его, если Демид не возьмет. Этот допотопный будильник в сравнении с системой, точной до секунды, видите ли, оскорблял глаза его любимой Роксаны. Показывал он сейчас без четверти двенадцать. Час и сорок пять минут у него еще есть на работу. Будильник зазвонит в шесть тридцать. Пять часов на сон вполне достаточно. Руками он сегодня наработался, теперь пусть потрудится голова.