Ключ

Биение пульса. Внутренний ритм, задающий темп каждодневному течению жизни. Равномерное подрагивание тоненькой синей жилки. Именно его «услышала» Ведьма, взяв в руки часы.

Да. Это были часы. Непривычно маленькие. Механизм ювелирной работы в грубой оправе дешевого металлического браслета. Тоненькие стрелки еще помнили незамысловатую музыку пульса и, подчиняясь ей, невольно ускоряли свой ход.

Эти часы всегда немного спешили.

Ведьма также помнила этот ритм. Не далее как вчера она держала владельца этих часов за руку, проводя пальцами по его ладони. Она отшатнулась прежде, чем сообразила, что делает. Изот поймал её запястье:

— Что?! — мутные, цвета бутылочного стекла, глаза вдруг необыкновенно цепко впились в лицо. — Что вы увидели, дорогая?!

— Изот! — одернул распустившегося секретаря Ллерий.

Тот поспешил разжать пальцы, встал и, паясничая, раскланялся, оборачиваясь то к повелителю, то к Ведьме.

— Иногда ты переходишь все границы, — фыркнул Ллерий, занял освободившееся кресло, Изот стал позади. Ведьма пригубила вино. — Итак?

— Это очень опасный человек, — король и советник переглянулись. Ведьма сделала еще один глоток, провела языком по губам, размышляя, как ей отвечать дальше. Наклонившись к монарху, она взяла его ладони в свои, успев ощутить волну нервной дрожи в кончиках пальцев. — Он в столице сейчас, или где-то очень близко от города. — Она должна была сказать хоть долю правды, чтобы солгать в главном. Прикрыла глаза на миг, чувствуя, как согреваются, становятся влажными сухие, холодные руки Ллерия, прошептала, — движется с Юга и не задержится надолго, его цель на Севере.

Изот присел на подлокотник, склонился близко. Ведьма скорее угадала, чем увидела это — по упавшей на лицо тени. Непроницаемо черные, её глаза держали немигающий взгляд Ллерия. Гася огоньки разгорающегося веселья, она вздохнула глубоко и прерывисто, сбивая ровный ритм дыхания, медленно закатила глаза, демонстрируя голубоватые белки, крепко сжала пальцы, почуяв, как монарх испуганно встрепенулся в её руках.

— Дым... запах кислой капусты... топор и... удавка... Трущобы! — Распахнув глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как отшатнулся побледневший Ллерий, она отпустила его, обессилено упав на кресла, — ищите его в трущобах...

Почти веря себе, Ведьма улыбнулась уголком рта и заснула, уронив голову на грудь.

— Дешевка, — констатировал Изот, приподняв за подбородок темную головку, склонившись щекой к губам ведьмы, ловя кожей её дыхание, — базарная ворожея за медный грошик сыграла бы лучше.

— Не за то мы платим ей золотом, — ответил Ллерий, вытирая салфеткой взмокшие ладони.

***

Привычный к едкому дыму походного костра, Сет поморщился, услышав запах кислятины — запах самых бедных таверн столицы. «Топор и удавка» — никто не знал его здесь, по крайней мере — в лицо, хотя сам он знал здесь многих. Знаменитый атаман о’Ктранского леса, Кат никогда не упускал случая послушать столичные байки, и в море лжи и бахвальства умел замечать имена, сопоставлять совпадения и вымывать из домыслов истину.

Топь была способна на большее.

Возродившись, Сет только и знал, что перебирал, опробовал новые свои умения. Он почти не спал. Лежа у трепещущего костра, пялился в звездное небо, боясь сомкнуть взгляд: ему снились странные сны, в которых он уже не был собой. Иногда он был тварью, вторгшейся в его тело — торфом, водой и грязью, но гораздо чаще — людьми. Мужчинами, женщинами, маленькими детьми — всеми и сразу. Это было много страшнее, нежели быть Топью. Он сходил с ума, выполняя сотню дел разом: случалось, он убивал себя, занимаясь с собой любовью одновременно. И тогда к экстазу примешивалась слепая ярость и животный страх.

В бессонные ночи у него было время на тренировки. Когда никто не видел, он упражнялся с огнем, вызывая видения из пляшущих языков пламени, то замедляя, то ускоряя их танец. Он чувствовал, что смог бы при желании заставить их бежать резвее доброго скакуна. Ветер послушно следовал его приказам, стелился верным псом. Капли воды ртутью перекатывались по стенкам перевернутого котелка, и даже земля с натугой, но отзывалась на призывы.

Элементарные стихии подчинялись ему, как подчинялись некогда Топи, будто бы все еще были с ней единым целым, составляли часть её существа, и помнили связь, даже тогда, когда душа была исторгнута из простертого на многие лиги тела.

Сохранилась и способность скользить по волнам чужого разума, подхватывая мысли, короткие цепочки воспоминаний. Разум, словно юркая белка, не хотел даваться в руки — перескакивал с одного на другое, спотыкался вдруг, цеплялся за что-то, начинал кружить, пытаясь поймать себя за хвост. Едва способный справиться с собственными мыслями, Сет не любил эти занятия. Гораздо больше ему нравилось медленно, одно за другим, перебирать воспоминания тех, кого Топь погубила, или просто знала однажды. Бодрствуя, он легко мог управлять этой бездной ворованных воспоминаний. Так он научился орудовать посохом. Стоило только найти нужного человека. Наставника.

За считанные дни он успел научиться многому.