У лейтенанта Фелимора сияли глаза из-под мокрых ресниц, он улыбнулся капитану и развел руки, чтобы показать, до чего же прекрасно все вокруг. Он был потрясен грозной и величественной картиной океана, разбушевавшегося здесь тысячелетия назад и с тех пор не в силах остановиться хотя бы на денек. Он много читал о «ревущих сороковых», слышал об ураганах в этих местах от старых моряков и, казалось, представлял себе все, что здесь творится, но сейчас, стоя на мокром пляшущем мостике парусника, видел, что все рассказы не раскрывали и сотой доли всей этой потрясающей картины.
Воин Андреевич понял состояние молодого человека, кивнул ему, обнял за плечи, прокричал на ухо:
— Да, зрелище! Что-то похожее мне посчастливилось пережить во время плавания в Охотском море. Зима. Ветер — одиннадцать баллов!
Фелимор закивал головой, польщенный вниманием командира, но сам подумал, что разве какое-то Охотское море может сравниться с «ревущими сороковыми»? И словно в подтверждение его мыслей, навстречу клиперу ринулась гигантская волна, вернее, водяная стена, она поднялась из бурлящих недр и стремительно летела навстречу клиперу под небольшим углом к его курсу. Считанные секунды оставались до того страшного мига, когда она рухнет на палубу, раздавит и смоет людей и все, что на ней находится.
Казалось, что же ничто, никакой маневр не может спасти корабль. Стива Бобрин крикнул в мегафон, предупреждая людей об опасности, и, хотя никто его не услышал, вахтенные схватились за леера, натянутые от носа до кормы, и с ужасом смотрели на поднявшийся до облаков белый гребень. В пятидесяти саженях от клипера водяная стена рухнула с пушечным грохотом. Корабль задрожал, будто ударился о скалу, и понесся дальше, взлетая и скользя вниз среди водяных холмов и долин, заполненных водяной пылью.
Многие матросы на палубе крестились, с благодарностью поглядывая на мостик, где виднелась приземистая фигура командира в черном сверкающем плаще. Сейчас им казалось, что только командир спас корабль, что он подал команду рулевым, те отвернули в сторону и волна рассыпалась у самого (юрта. И хотя после рулевые уверяли, что никакой команды они не получали и сворачивать было некуда, матросы поднимали их на смех, говоря, что со страху они все позабыли и непонятно, как только штурвал удержался в их руках.
Фелимор перевел дух и крикнул, ни к кому не обращаясь!
— В ней было сто футов!
— Что с вами, успокойтесь! — сказал Бобрин, подходя к лейтенанту. В эти минуты он забыл неприязнь к своему сопернику. После пережитого Фелимор показался ему необыкновенно симпатичным человеком, и ему сейчас хотелось попросить у него извинения и заверить в вечной дружбе.
— Сто! — повторил Фелимор.
Ветер немного стих, и можно было разговаривать, не особенно напрягая голос и слух.
— Вы о чем? — спросил Бобрин.
— Сто футов — волна!
— Ну, положим… — И хотя самому Стиве Бобрину высота волны показалась не меньше ста саженей, он сказал:
— Ну что вы, лейтенант, обыкновенная зыбь. Все дело в том, что нас круто положило на правый борт.
Командир слушал, улыбаясь смотрел на паруса, на белый от пены океан. Пробился солнечный луч, и вода вспыхнула чистым зеленым светом. Зеленую полосу пересек буревестник. Распластав крылья, он мчался, держась у самой воды.
Воин Андреевич задумался, облокотясь на перила мостика.
Уже много дней его мучили неотвязные мысли: правильно ли оп поступает, рискуя жизнью экипажа, вместо того чтобы подчиниться воле событий. Не лучше ли было идти с англичанами в Мурманск, а там действовать смотря по обстоятельствам. Вот сейчас могло произойти непоправимое. Он улыбнулся, найдя этот аргумент детски наивным. Он моряк, и такого рода случаи и связанный с ними риск — вещи самые обыденные. И если случится несчастье, которое он не в силах предотвратить, то в этом не будет никакой его вины. Случается беда и в Финском заливе, а здесь море посерьезней. Он с нежностью подумал о своем корабле: «Какой молодец! Послушен, как отыгрывается на волне. А скорость! Удивительный корабль! Так его и надо было назвать — „Удивительный“».
И снова мысли его вернулись к цели плавания. Куда он приведет клипер? В чьи руки? «Во Владивостоке пока только японцы. Судя по всему, скоро туда прибудут американские и английские войска. Захватят Дальний Восток и Сибирь. Сменят правительство. Если уже не сменили. Выходит — от чего ушел, к тому и приду. Меня встретят там с распростертыми объятиями: доставил оружие и продовольствие „освободителям“. Все усилия, надежды многих людей на клипере пойдут прахом. Какой же выход? Как я должен буду вести себя, когда отдам якорь в бухте Золотой Рог, и будет ли у меня выбор? Дальний Восток велик. Надо высадиться в одной из отдаленных бухт? Уйти на Камчатку? В Николаевск-на-Амуре? Или в Южную Америку и там еще подождать развития событий? Нет, нет, все не то, не то…»