Заметив перемену во всем облике гардемарина, командир улыбнулся:
— Лейтенанта Фелимора можете считать стажером.
— Стажера к стажеру?
— Какой вы стажер? Я думаю, вам будет приятно находиться в обществе этого симпатичного офицера, и не без пользы к тому же. Вы будете его учить управлению парусами, а он усовершенствует вас в английском языке.
Мягкий тон и улыбку командира Бобрин расценил как проявление слабости. «Конечно, он нуждается во мне. И не сегодня-завтра ему пришлось бы просить меня забыть прежние недоразумения и приступить к службе. Я-то, идиот, поверил слухам». Бобрин, сузив глаза, сказал:
— Мое производство задержано из-за неурядиц в России. Я все еще гардемарин — выпускник старшей роты Морского корпуса. Тоже пока стажер. Конечно, лейтенант Фелимор имеет формально больше прав. Хотя… — голос Стивы Бобрина дрогнул.
— Ну что вы, голубчик! Все обойдется, и вы получите свое офицерское звание, хотя вы и так уже мичман, приказ о вашем производстве должен быть давно подписан, да затерялся в пути. Поймите: война и революция! Придем во Владивосток, я подам новую аттестацию с просьбой присвоить вам внеочередное звание лейтенанта! Ну, ну, мамочка моя. Хорошо. Идите. И забудем наши прежние недоразумения, как хорошо, что вы пришли, и вот мы все уладили, как в лучшие времена.
Гардемарин вышел с высоко поднятой головой, ликуя, что командир сдал все свои позиции и явно искал его расположения.
Воин Андреевич также остался доволен своим разговором с Бобриным. Он всегда стремился найти в человеке хорошие черты и с величайшей радостью находил их. Ему показалось, что Стива Бобрин пережил, перестрадал и понял неправильность своего поступка и теперь искренне раскаивается в нем. Воин Андреевич высоко ценил рвение к службе, и здесь Бобрин приятно изумил его.
«Конечно, мальчишка самолюбив, да кто бы на его месте хладнокровно отнесся к назначению на свою вахту старшего по званию в качестве стажера? Затем надо принять во внимание и задержку с производством, а также дурное влияние артиллерийского офицера. Хотя…» — Воин Андреевич задумался, отыскивая и у Новикова хорошие стороны, и, конечно, нашел их. Новиков исправен по службе, смел, и хотя слывет человеком желчным, злым, но последние неприятные качества имеют вескую причину: у него язва желудка.
Командир с легким сердцем поднялся на мостик, сел в свое бамбуковое кресло и раскрыл «Историю величия и падения Рима».
В это время Стива Бобрин объяснялся с Новиковым в его каюте.
— Поймите наконец, — говорил он шепотом, прислушиваясь к шагам на палубе, — если мы хотим победить, то должны оставить прежние предрассудки.
— Предрассудки?
— Именно! Прежние понятия в нашей игре устарели. От них несет нафталином.
— Все устарело?.. Все к черту? Веру, царя, отечество! Да?
— Как вы можете, Юрий Степанович?
— Сейчас все можно.
— Да! Но только для достижения наших целей. Тут мы должны действовать, как монахи ордена иезуитов.
— Цель оправдывает средства? Все можно?
— Да, Юрий Степанович. Подумайте сами, что бы мы выиграли, если я бы продолжал сидеть под домашним арестом и ждать суда чести? Теперь же я становлюсь боевой единицей и нахожусь в стане врага. Неужели вам не понятны преимущества этого?
Новиков расплылся в язвительной улыбке:
— Не хватило выдержки. Не сегодня, так завтра командиру пришлось бы сменить гнев на милость. Ведь вахту нести некому.
— Разве вы не знаете, что вахтенным офицером хотели назначить боцмана?
— Разговорчики. Сошел бы с позором после первой вахты.
— Если нет?
— Заведовали бы мачтой, и только. Спокойней. Пусть сами отдуваются! Навязали нам ненужный рейс. Нашли время совершать кругосветные плавания, когда там, — он показал пальцем на северо-восток, — там мы и наш груз нужны дозарезу! Ну, ладно. Черт с вами, только не могу не заметить, какой вы сукин сын, дорогой мой Стива. — Он дохнул на него водочным перегаром. — Ну и сообщнички у меня, один другого хлеще. Но вы в одном правы — надо не стесняться в средствах. Вы должны «охладеть» ко мне и барону, постарайтесь снискать дружбу радиста. Путь еще немалый, все может случиться, и вы вместо мичмана можете сразу стать старшим офицером. Выпьем за вашу сногсшибательную карьеру!..
Лейтенант Фелимор с плохо скрываемой тревогой посмотрел на своего сумрачного партнера. Он от души сочувствовал неудачам Бобрина, хотя и не одобрял его действий, включая и ухаживание за своей невестой. Последнее он прощал потому, что понимал, как трудно устоять перед этой необыкновенной девушкой.
— Удивительная погода, мистер Бобрэн, — сказал он, чтобы начать разговор и отвлечь коллегу от неприятных мыслей.
— Что в ней удивительного? Обыкновенное состояние атмосферы в этих широтах. Эх, скорей бы все кончилось!