С вельботом старший офицер прислал записку, что транспорт «Виктория», который должен был принять груз с «Ориона», еще дня два — три будет стоять под выгрузкой, следовательно, можно рассчитывать, что не так скоро станут разыскивать клипер.
Все эти утешительные вести меркли, как только мысли Воина Андреевича возвращались к предательскому письму. Перепуганный насмерть Бревешкин назвал имена офицеров, приказавших передать письмо в военный порт или на улице первому английскому офицеру. Бревешкин сидел в карцере, а Бобрин и Новиков находились под арестом в своих, каютах.
У командира сжалось сердце при виде портового катера, направлявшегося прямо к «Ориону». Катер прошел мимо. Еще большую тревогу вызывала канонерская лодка, но и она прошла вблизи, направляясь к докам. Опять в голову полезли различные «если»: что, если к адмиралу дошла копия письма; что, если он сам догадался и за нами следят, предупреждена брандвахта; что, если вон на том буксире солдаты идут к нам. Катер с солдатами держал курс к городу Девонпорту, и вконец расстроенный командир сказал поднявшемуся на мостик вахтенному начальнику лейтенанту Горохову:
— Невероятное, черное дело, Игорь Матвеевич!
— Да, я что-то не припомню о таком деле да флоте.
— Хорошо, что пока обошлось. Вот он, непредвиденный случай, который мог все потопить! — Воин Андреевич стал молча прохаживаться по мостику, думая, кто же теперь станет нести вахту. «Придется мне делить с Игорем Матвеевичем. Этим подлецам и ногой не дам ступить на мостик», — решил он и, улыбнувшись, по обыкновению, после горьких раздумий сказал:
— Придется нам с вами нести двенадцатичасовую. А, мамочка моя? Вот дела! А как вы думаете, если Свирину доверить? — высказал он неожиданно мелькнувшую мысль.
— Павел Петрович — дока насчет парусов, редкий моряк, я многому научился у него.
— Вот и отлично. И как мне раньше в голову не пришло? Правда, поступок крамольный — боцману доверить офицерскую вахту!
— Да, конечно…
— Хотя сейчас в России те же боцманы и матросы флотом правят. Как мы недооценивали способности рядовых людей, хотя знали, что из их среды вышли и князь Меньшиков и Ломоносов… Кастовость заела… Позвольте, позвольте… Никак, нас миноносец догоняет? Хотя нет сигналов остановиться.
Миноносец прошел в опасной близости от левого борта, подняв сильную волну.
— О, чтоб вас… сыны Альбиона! — командир беззлобно выругался. — Эх и надавал бы я вам по мордасам за такие штуки! Чуть буксир не порвался по их милости.
Пока лишь этой небольшой неприятностью обошлось рискованное плавание по заливу Плимут-Саунд.
Туман рассеялся, оставив золотистую дымку над морем и холмистыми берегами залива. Чтобы помочь «Нептуну», командир приказал пустить машину, и ход увеличился до семи узлов.
Военное министерство, «в связи с трудностями снабжения» отменило традиционную чарку, но после двух революций командир клипера пренебрег приказом бывшего министра, к тому же в числе грузов на клипере находилось двадцать тонн чистейшего спирта, предназначенного для медицинских нужд, и он восстановил традиционную чарку, чем несказанно поднял и без того свой высокий авторитет среди команды.
Боцманы просвистели к чарке. Торжественно вынесли медную ендову с водкой. Матросы благоговейно выпивали и, закусив ржаным российским сухарем, шли к своей артели есть щи, дух от которых разносило далеко за борта клипера. Запах щей уловили и на рыбацком боте, дрейфовавшем с обвислыми парусами. Команда бота — старик и трое подростков, вытянув шеи, казалось, старались заглянуть в бачки со щами.
— Ишь ты бедолаги, — сказал Громов, — голодные, поди. Тоже и у них не у всех сладкая жизнь, хоть и богатая страна.
— Это кому как в жизни повезет, — солидно вставил Брюшков, зачерпывая ложкой щи. — Не нами такой порядок установлен. Искони так и на всей земле: есть и богатые, и бедные.
Зуйков сказал, облизав ложку:
— Все свою кулацкую линию гнешь, Назар. А линия эта кончилась, братец мой. Новая линия началась у нас, Назарушка. — Он прищелкнул языком и подмигнул.
Выпитая водка, сытная еда расслабили враждующие стороны, и спор велся вяло, добродушно. Каждый сознавал собственную правоту и поэтому снисходительно относился к мнению другого.
— Для кого новая линия нужна, а кто и на старой проживет, — ответил Брюшков, тоже облизав ложку и положив ее на брезент. — Кому какая линия нравится. Нам и по старой жить да жить. А ваша новая неизвестно куда приведет. Ты вот все агитируешь; то долой, другое долой, монарха по шапке.
— Совершенно правильно, — подтвердил Зуйков.
— Как бы эта правильность кривдой не обернулась. Не зря англичане забеспокоились. Дескать, у союзников произошло затмение ума и надо им мозги вправить, пока не поздно.
— Пусть за свою голову беспокоятся. Как бы мы им не вправили.
— Ты, Спиря, как заяц во хмелю. Где уж там вправлять. Вот догонят… — Брюшков замолчал, почувствовав, что перехватил.
— Э-эх, — Зуйков постучал ложкой по голове Брюшкова, — совсем нет у тебя понятия! Такое накликаешь.