Клинок Шарпа

Немцы, все как один отличные наездники, легко обошли его. Шарп ругался, болтающиеся ножны больно били его по бедру. Он покачнулся, потеряв равновесие на галопе, и клинок все-таки выскочил, засияв на солнце. Снова показался Леру: француз был менее чем в полумиле, его конь совсем обессилел. Шарп забыл про боль в бедре, про разбитую задницу: он стиснул колени, пытаясь выжать из коня еще немного прыти.

Немцы все еще скакали впереди, как ветер пролетев через маленькую деревушку, где Леру зачем-то свернул налево. Они следовали за ним на север, лошади пронеслись через мелкий ручей, подняв тучу серебряных брызг, потом выметнулись на равнину. Впереди замаячили низкие холмы, и Шарп подумал, не надеется ли Леру в отчаянии спрятаться там.

Вдруг Лоссов коротко вскрикнул, поднял руку и приказал остановиться. Отряд свернул левее, лошади перешли на шаг, потом остановились, и Шарп наконец догнал их, но возмущенный возглас по поводу прекращения погони застрял у него в горле.

Леру был в безопасности. Он доберется до Парижа, записная книжка будет расшифрована. Француз снова возьмет верх. Еще две мили – и он не ушел бы, но этих двух миль у них нет.

Леру пустил коня рысью вдоль холма, поднимавшегося посреди широкой долины, а на склоне его расположился французский арьергард, тысяча кавалеристов. Лоссов разочарованно сплюнул:

– Ничего не поделаешь. Прости, друг мой, – у него был виноватый вид, как будто Шарп мог ожидать атаки полутора сотен немцев на тысячу французов.

Но Шарп следил за Леру.

– Что это он делает?

Француз не собирался присоединяться к своим. Он протрусил мимо строя, Шарп ясно видел, как Леру поднял свой клинок в ответ на салют командиров эскадронов, но он все еще продвигался на север, мимо кавалеристов. Шарп пришпорил коня, направившись ему вслед. Отряд Лоссова двинулся в обход французов, проскакав в полумиле от них. Леру тем временем продолжал движение, сейчас он исчез в небольшой лощине, он скрылся из виду, и Шарп пустил коня в легкий галоп.

Впереди располагался еще один небольшой холм, с которого лощина была бы видна как на ладони. Кони взобрались по склону, мокрые от росы. У Шарпа вырвалось проклятие: он надеялся, что Леру снова поскачет на восток, прикрываясь отрядом французской кавалерии, но тот выбрал еще более безопасное решение. В лощине стояла пехота, три батальона в каре, а чуть подальше – еще два батальона, защищавшие спуск с холма, на котором устроились преграждавшие путь на восток кавалеристы. Леру направился прямо к ближайшему каре. Шарп снова выругался, сунул палаш в ножны и осел в седле.

Хоган тоже устало прилег на луку седла:

– Да, так-то вот.

Французы разомкнули строй, Леру въехал внутрь. Для Шарпа он был уже все равно что в Париже.

Патрик Харпер взмахнул где-то подобранной саблей и покачал головой:

– А я-то уж думал поучаствовать в кавалеристской атаке.

– Не сегодня, – Хоган потянулся и зевнул.

Чуть дальше на восток, примерно милях в трех, дорога кишела отступающими частями. Леру, примкнув к арьергарду, был в полной безопасности: уже совсем скоро пехотные каре соединятся с главными частями французской армии. У Лоссова всего полторы сотни, у французов только в арьергарде две с половиной тысячи, причем есть и пехота, и кавалерия. Последняя надежда Шарп растаяла вместе с утренней дымкой.

Похоже, денек будет чудесным: невысокие холмы, покрытые сочной зеленой травой, усыпали яркие пятна закрывшихся на ночь цветов, первые теплые лучи восходящего солнца коснулись лица Шарпа. Сдаваться не хотелось, но что еще остается? Можно вернуться в Альба-де-Тормес, сесть на берегу реки и пить терпкое красное вино, пока разочарование не сгинет, как вспоминания о прошлогодней комете. Будут другие битвы, другие противники, да и корреспонденты Кертиса – не единственные британские агенты, храбрецов хватает. У него есть надежда, а если она потухнет, всегда остается вино в Альба-де-Тормес.

Бессмысленно, конечно, сожалеть о несбыточном, но Шарп все равно ругал себя за то, что не заставил отряд пуститься в погоню часом раньше. Ему грезились картины того, что можно было бы сделать здесь всего с одной батареей девятифунтовых орудий: вот он разрывает каре, посылая ядро за ядром, а появившиеся из ниоткуда два британских батальона довершают разгром! Хоган, должно быть, думал о том же. Он мрачно оглядел три французских каре:

– Мы не сможем подтянуть ни пушки, ни пехоту до вечера. И это еще самое раннее!

– К этому времени французов и след простынет, сэр.

– Это точно.

Арьергард останется здесь, преграждая дорогу кавалерии, а основные силы Мармона к этому времени уйдут так далеко, что британцам их не догнать. Без пушек или пехоты каре не разбить.